2. Источники формирования и состав купечества

Как уже указывалось выше, в период с 1721 по 1775 г., когда купеческий статус формально распространялся на всех входивших в посады городских граждан, численность купечества в Сибири выросла в 1,5 раза (с 13,1 тыс. душ м.п. по I ревизии до 19,1 тыс. душ м.п. по III ревизии), что значительно превосходило темпы прироста численности купечества в европейской части страны (табл. 3). Во многом такое опережение отражало положение Сибири как колонизуемой окраины Российской империи и было результатом приписки в посады сибирских городов торгово-промыслового населения, мигрировавшего в Сибирь из европейской части страны. Так, из 814 чел., причислившихся к сибирским посадам по II ревизии, 370 чел. (45,5%) были посадскими, переселившимися из других городов [83], причем, как показывает рассмотрение персонального состава переселенцев, сделанное нами на основе изучения сохранившихся по ряду сибирских городов переписных книг II и III ревизий, основную массу пришлых посадских составляли не внутри-сибирские мигранты, а выходцы из европейской части России (табл. 20). Так, в Иркутске на долю посадских из Европейской России приходилось

68

Таблица 20

Приписка пришлого посадского населения к посадам сибирских городов
в 20–60-е гг. XVIII в. (душ м.п.)^*

^* Сост. по: РГАДА. Ф. 350. Оп. 2. Д. 1056. Л. 43–93, Д. 1602. Л. 35–40, Д. 3069. Л. 26–27, 304 об.–322 об.; Д. 3580. Л.353 об.–367; Шерстобоев В.Н. Илимская пашня. Т. 2. Иркутск, 1957. С. 465–466. Сведения по Иркутску, Красноярску, Илимску и Селенгинску содержат данные о приписке в межревизский период и во время проведения ревизии, по Томску — только во время ревизии.

70,8% от общего числа причислений посадских, переселившихся в город в период между I и II ревизиями (102 чел. из 144), в Красноярске — 50% (7 чел. из 14). Выходцами из европейской части страны были 3/4 всех пришлых посадских, причислившихся в период между 1747 и 1764 гг. к посаду Селенгинска (16 чел. из 21), 4 из 5 душ м.п., приписавшихся во время проведения III ревизии (1763 г.) к Томскому посаду.

Основная часть посадских — выходцев из Европейской России, переселявшихся в восточносибирские города, были жителями городов Поморья (Соли Вычегодской, Устюга, Тотьмы, Ваги, Чердыни, Яренска и др.), население которого с самого начала колонизации Сибири играло главную роль в ее торгово-промысловом освоении. Жителями поморских городов были 3/4 всего пришлого из европейской части страны посадского населения, приписавшегося между I и II ревизиями к Иркутскому посаду и все посадские — переселенцы из Европейской России, осевшие в период между II и III ревизиями в Селенгинске (табл. 20). Менее значительной, насколько можно судить по имеющимся данным, была роль посадских поморских городов в формировании посадов Западной и Центральной Сибири: из трех записавшихся в 1745 г. в томский посад пришлых посадских семей одна прибыла из Поморья, а две другие — из Нижнего Новгорода и Курска [84], а в числе посадских, причислившихся к этому посаду во время проведения III ревизии, вообще не было переселенцев из Поморья (табл. 20). Незначительным был приток посадских из поморских губерний и в Красноярск, где из общего числа приписавшихся по II ревизии 7 душ м.п. посадских, прибывших из европейской части страны, лишь сольвычегодец Андрей Безносиков был выходцем из Поморья, остальные переселились из Москвы и Ярославля.

Отмеченные тенденции подтверждаются и имеющимися данными о местах выхода посадских, причислявшихся в купечество сибирских городов в

69

период между III и IV ревизиями (1763–1782 гг.). Так, из 131 купца, причислившихся в этот период в города Юго-Восточной Сибири, 79 чел. (60%) были переселенцами из северных губерний Европейской России, 22 чел. (17%) прибыли из центральных губерний и 30 чел. — из Западной Сибири и Урала (23%). Все 8 пришлых семей, записавшихся в период проведения IV ревизии в купечество Якутска, являлись выходцами из поморских городов (Устюга, Вологды, Тотьмы) [85]. Среди купцов, причислявшихся в западносибирские города, удельный вес переселенцев из поморских городов был меньше: в томском купечестве на момент проведения IV ревизии состояло 4 купеческих семьи, переселившихся после III ревизии из городов Европейской России, в том числе 2 — из Поморья (Каргаполь), одна — из Шуи и одна — из Переславля-Залесского, в красноярском купечестве — 5 семей, в том числе 2 — из Санкт-Петербурга, по одной — из Москвы, Великих Лук и Соли Вычегодской [86]. Купцов-переселенцев из Европейской России притягивал в первую очередь восточносибирский регион как основное место добычи сибирской пушнины, торговля которой составляла в это время главный источник накопления капиталов. Особую активность при этом проявляли купцы городов Поморья, имевшие исторически сложившуюся специализацию на торговле промысловыми товарами.

В большинстве своем купцы из Европейской России, причислявшиеся в XVIII в. к посадам сибирских городов, до переселения в Сибирь не обладали сколько-нибудь крупными капиталами, а наживали их, включаясь в торгово-промышленное предпринимательство на сибирской территории, хотя для многих само причисление к сибирскому купечеству уже было результатом значительной фактической вовлеченности в это предпринимательство, зачастую длительное время осуществлявшееся без формального причисления к сибирским городским посадам. Некоторые посадские из Европейской России, пришедшие в Сибирь без какого-либо значительного состояния и активно использовавшие предоставляемые Сибирью богатые возможности для первоначального накопления, дали начало известным и богатым династиям сибирского купечества. К их числу можно отнести московского посадского Леонтия Пороховщикова, записавшегося во II ревизию (1747 г.) по Красноярску в цех, а в следующую ревизию — в местный посад. Его сыновья Петр и Егор преумножили капитал, нажитый отцом в результате занятий бочарным ремеслом, торговлей пушниной, скотом и хлебом, и стали в конце XVIII в. самыми богатыми купцами в городе [87]. В число самых состоятельных иркутских предпринимателей выбились дети записавшегося по II ревизии в купцы г. Иркутска выходца из тверского купечества Максима Ворошилова — Василий и Иван. Оба стали купцами первой гильдии, при этом Василий Максимович с оборотом торговли в 10 тыс. руб. в 60-х гг. XVIII в. входил в тройку наиболее крупных иркутских купцов, имевших коммерческие дела в Кяхте, а на долю Ивана Максимовича приходилась более половины всего объема торговли иркутского купечества в Охотске (13 тыс. из 23 тыс. руб.) [88]. Известную купеческую фамилию, входившую в конце XVIII — начале XIX в. в верхушку иркутского купечества, составили потомки причис-

70

лившегося в Иркутск по II ревизии сольвычегодского купца Якова Дудоровского (с сыновьями Федором и Григорием). Крупным мореходом и коммерсантом, сумевшим нажить значительный капитал в морском промысле пушнины на островах Тихого океана, стал записавшийся в середине 1740-х гг. в иркутское купечество устюжский посадский Никифор Трапезников. В числе представителей других купеческих фамилий, причислившихся по II и III ревизиям к посадам сибирских городов были: записавшийся в кяхтинское купечество сын московского купца Ивана Дернятина — Петр; состоявшие в 1740-х гг. в тобольском купечестве устюжские купцы Спиридон Ширяев, Симон Свиньин, а также сыновья последнего — Константин и Петр, записавшиеся в 1766 г. в кяхтинское купечество; причислившийся к тюменскому купечеству московский купец М. Шемякин, к иркутскому — архангельский купец И. Амосов и др. [89] Некоторые сибирские купеческие династии вели происхождение от переселявшихся из европейской части страны в Сибирь ремесленников-цеховых. Так, родоначальником известной династии селенгинских купцов был Илья Ворошилов, переселившийся после II ревизии из Вологды, где он состоял в прядильном цеху [90].

Что же касается наиболее крупных торговцев из Европейской России (Журавлевы, Чебаевские, Колобовы, Филатьевы, Калашниковы, Норицыны, Черницыны, Губины, Осколковы, Зубовы, Мамоновы, Горяиновы, Пустохины, Гороховы, Пановы и др.), чье активное присутствие на сибирском рынке, выражавшееся в оптовой и розничной реализации привозимых из европейской части страны мануфактурных товаров и скупке сибирской пушнины, зафиксировано в сибирских таможенных книгах и выписях первой половины XVIII в., то они, как правило, вывозили из сибирского региона накапливаемые здесь капиталы и не оседали на постоянное жительство в сибирских городах (многие из них вообще сами не бывали в Сибири, а вели торговлю через приказчиков), не став тем самым сколько-нибудь заметным источником формирования сибирского купечества.

Формирование сибирского купечества происходило не только за счет миграции в сибирские города посадского населения из европейской части страны но, как показывают материалы ревизского учета, также и в результате поступления в купечество выходцев из негородских сословий и социальных групп. Так, по II ревизии к посадам Сибирской губернии приписалось из других сословий 444 души м.п., в том числе 77% — из крестьян, 21 — из разночинцев и 2% — из приказных [91]. Именно крестьянство, как самое многочисленное сословие феодального общества, стало основным источником пополнения посадского населения как в Сибири, так и в других регионах страны. При этом масштабы приписки крестьян к городским посадам Сибири увеличивались на протяжении XVIII в. от ревизии к ревизии. Если по II ревизии к посадам Сибирской губернии приписалось 375 государственных крестьян (что составило 2,7% от общей численности посадского населения), то по III ревизии число вновь приписавшихся крестьян составило уже 968 душ м.п. (6,3% от общей численности городских сословий), а во время IV ревизии только по Тобольской губ. в городские сословия причислились из

71

крестьян 1588 душ м.п. (11,5% от численности городских сословий) [92]. Первенствующая роль крестьянства в качестве источника пополнения купечества подтверждается и сделанными нами подсчетами на основе пофамильных сведений переписных книг II и III ревизий, сохранившихся по отдельным сибирским городам в фонде ревизских и ландратских книг РГАДА (табл. 21).

Выходцы из крестьян составляли самую большую группу в составе приписывавшихся к посадам выходцев из других сословий во всех рассматриваемых населенных пунктах, кроме Томска, где они занимали второе место. В Илимске на их долю приходилось более 70% от всех причислявшихся из дру-

Таблица 21

Причисление из других сословий в купечество сибирских городов (по данным переписных книг II и III ревизий)^*.

^* Сост. по источникам, указанным в примечании к табл. 20. В итоговых цифрах по городам не учтены лица, чья сословная принадлежность в переписных книгах не указана. Сведения по Томску — о приписке в период ревизии, по другим городам — в межревизский период и во время проведения ревизии. Сведения по Иркутску и Красноярску включают также и «прописных» в первую ревизию.

^** Жители, подушные плательщики, незаконнорожденные, непомнящие родства и пр.

72

гих сословий в местный посад, в Иркутске, Красноярске, Ильинском остроге — до 50%, в Селенгинске — 45, в Томске — 25%.

Широкое участие крестьян в формировании городских посадов было не только чисто сибирским, но и общероссийским явлением, объяснявшимся не только тем, что крестьянство было самым многочисленным сословием в феодальной России, значительно превосходившим численность всех других сословий вместе взятых. Особенностью русского феодального города, отличавшей его от западноевропейских городских поселений, являлось наличие в его социальной структуре многочисленной крестьянской прослойки, которая составляла в целом по стране в XVIII в. до трети от общей численности проживавшего в городах населения [93]. Примерно таким же (а в некоторых городах и более высоким) был удельный вес крестьянства и в составе населения сибирских городов [94]. Значительная часть из проживавших в городах крестьян имела сельскохозяйственные занятия (особенно в городах аграрного типа), однако прежде всего город привлекал переселявшихся сюда крестьян как средоточие торгово-промышленной жизни [95]. Большая часть мигрировавших в города крестьян селилась здесь на нелегальных основаниях, не причисляясь к городским сословиям, чтобы не нести посадского тягла, к тому же многие из промышлявших торговлей и промыслами крестьян не проживали в городах на постоянной основе, торгуя в них лишь «наездом». Однако среди торгово-промысловой части крестьянства было немало и таких, кто стремился к изменению своего социального статуса посредством причисления к городскому посаду, что давало возможность заниматься торговлей и промыслами на более широких легальных основаниях (особенно это касалось лавочной стационарной торговли), ибо торговое законодательство в XVIII в. носило преобладающе репрессивный по отношению к крестьянской торговле характер, хотя эффективность ограничительных и запретительных мер в силу неадекватного потребностям страны выполнения городскими посадами торговой функции была малозначительной [96].

Своеобразной переходной ступенью на пути к приобретению статуса городского гражданина для части крестьян было вступление в сословно-податную категорию «торгующих крестьян», которая была законодательно оформлена указами 1714 и 1724 гг. [97] и просуществовала до предоставления купечеству Жалованной грамотой городам 1785 г. исключительных прав на торгово-промышленное предпринимательство. Принадлежность к сословной группе «торгующих крестьян», в которую могли записываться селяне, производившие торговлю в размере не менее 500 руб., давала возможность для законного проживания в городе и пользования равными с посадским населением торговыми правами. Хотя в целом в масштабах страны эта категория крестьянства не была сколько-нибудь многочисленной, ее удельный вес в общем составе торгово-промыслового населения в Сибири (из-за массового наплыва сюда промыслового крестьянства из поморских губерний) был относительно более весомым, чем в Европейской России. По сведениям

73

В.Н. Яковцевского, эта сословная группировка насчитывала в 1766 г. в Сибирской губ. 980 душ м.п., что составляло 17,6% от ее общей численности по стране в целом (5554 души м.п.), тогда как соответствующий удельный вес всего торгово-промыслового населения Сибирской губ. (посадские и торгующие крестьяне) составлял менее 8% [98]. Сведения, приводимые В.Н. Яковцевским, не содержат данных по Иркутской губ., где, согласно другим источникам, в 60-е гг. XVIII в. «торгующих крестьян» (плативших сверх податей по крестьянскому состоянию пятигривенный сбор за право «торговли и мещанства») имелось даже больше, чем во всех провинциях Сибирской губ. вместе взятых: по данным III ревизии, их насчитывалось 1356 душ м.п. (в Иркутске — 951, в Верхнеудинске — 274, Нижнеудинске — 16, Стретенске — 35, Якутске — 39, Нижнекамчатске — 41) [99], что составляло четвертую часть всего официально регистрируемого торгово-промыслового населения.

Далеко не все причислявшиеся в посады сибирских городов крестьяне входили в их купеческую часть. Более того, в отличие от развитых центральных регионов страны, где выходцы из крестьян во второй половине XVIII в. пополняли в основном купеческую часть посада (из 1463 душ м.п. помещичьих крестьян, причислившихся к Московскому посаду между III и IV ревизиями (в 1764–1782 гг.), около 80% приписались в купечество и лишь 20% — в мещанство) [100], в Сибири в купеческую прослойку посадского населения поступала гораздо меньшая часть приписывавшихся к городским посадам торгово-промысловых крестьян. Так, по IV ревизии было учтено причислившихся в городские сословия с момента проведения III ревизии крестьян: по Тобольской губ. — 1588 душ м.п., Иркутской — 2247 душ м.п., из числа которых к купечеству приписались соответственно 194 (12,2%) и 339 душ (15,1%), остальные же — 1394 (87,8%) и 1911 душ (84,9%) — записались в мещане и цеховые [101]. Вместе с тем распределение выходцев из крестьян между купечеством и остальными городскими сословиями относительно их сравнительной численности складывалось в пользу купечества: в то время как доля купечества в общем составе городских сословий составляла в Тобольской губ. 8,4%, а в Иркутской — 12,9%, на него приходилось соответственно 12,2 и 15,1% от общего количества крестьянских причислений.

И все же предпочтительность, которую отдавали крестьяне приписке к купечеству по сравнению с записью в другие городские сословия, имела в Сибири лишь относительный характер и была гораздо менее выражена, чем в европейском центре страны, что свидетельствовало о меньшем уровне капиталистости и зажиточности сибирских торгово-промысловых крестьян, большинство из которых занимались мелочным торгом и ремеслом, извозом, пушным промыслом и рыболовством, содержали мельницы, трактиры и постоялые дворы, брали на откуп мелкие откупные статьи и пр. Приписывавшиеся в купцы крестьяне, как, в частности, показывает анализ сохранившихся по сибирским городам ревизских сказок, поданных купцами во время проведения IV ревизии, поступали почти исключительно в самую низшую купеческую гильдию — третью [102].

74

Многие из причислявшихся в посады крестьян не переселялись в город, пополняя тем самым сельскую часть посада, которая в ряде сибирских уездов была более многочисленной, чем городская. В Сибири значительное сосредоточение посадского населения в сельской местности объяснялось как складыванием здесь многочисленных местных торгово-ремесленных центров [103], составлявших конкуренцию городам в притяжении торгово-промыслового населения, так и тем, что значительная часть посадских занималась товарным земледелием, что объяснялось интенсификацией в XVIII столетии земледельческой колонизации Сибири, проходившей к тому же в условиях осуществлявшейся в стране «революции цен», выражавшейся прежде всего в возвышении цен на сельскохозяйственные товары, опережающем рост цен на промышленные изделия [104]. Благоприятная аграрная конъюнктура способствовала притоку и расселению посадских в сельской местности, широкому их вовлечению в сельскохозяйственные занятия. По сведениям на 1756 г., из 2078 чел., приписанных по трем купеческим гильдиям к Томскому ведомству, 1050 чел. (50,5%) проживали в деревнях и пропитание имели «от хлебопашества и работою» [105]. В Красноярском уезде, по данным за 70-е гг. XVIII в., с сельским хозяйством были связаны около 20% посадских, проживавших в городе и подавляющее большинство лиц, принадлежавших к сельской части посада, которая включала более 80% всего приписанного к Красноярску посадского населения [106]. В Тюменском уезде, по сведениям Тобольского наместнического правления, в 1791 г. занимались земледелием («упражняются в одном только хлебопашестве») 14 купцов, 1173 мещан и 48 цеховых [107].

Причисление выходцев из крестьян в сибирское купечество во многом отражало важное значение «внешнего фактора» в его формировании, выражавшегося в притоке в сибирские посады переселенцев из Европейской России, поскольку не только большинство причислявшихся в сибирские города в 20–60-е гг. XVIII в. посадских, но и представителей крестьянского сословия были выходцами из европейской части страны. При этом доля жителей поморских губерний среди причислявшихся в сибирское купечество крестьян была выше, чем среди переселявшихся в Сибирь посадских, так как переселение в Сибирь крестьян из центральных губерний было затруднено их крепостным состоянием. Из причислившихся по II ревизии к Иркутскому посаду 216 крестьян лишь 11 происходили из бывших крепостных (10 частновладельческих и один дворцовый), остальные были государственными и монастырскими крестьянами Поморья (135 чел.) и Сибири. Переселенцами из поморских губерний был 41 крестьянин из 45, причислившихся между II и III ревизиями в Селенгинский посад [108]. Из 27 крестьян (душ м.п.), записавшихся по II ревизии в посад Красноярска, 17 чел. являлись выходцами из Поморья, а 10 чел. переселились из Тобольской губ., все они принадлежали к сословию государственных крестьян. Местом выхода 8 из 13 душ м.п. крестьян, приписавшихся во время III ревизии к посаду Томска, также были поморские губернии [109].

Среди черносошных крестьян из Поморья, составивших наиболее многочисленную категорию пришлого населения, причислявшегося по II и III

75

ревизии к сибирским посадам, был основатель знаменитой сибирской купеческой династии Афанасий Сибиряков, переселившийся в Сибирь в 1722 г. и поселившийся со своими 6 сыновьями и 3 внуками сначала в Посольском монастыре, а в 1725 г., по причислению в местный посад, — в Иркутске. Выходцем из государственных крестьян Рановской волости Устюжской провинции был давший начало еще одной не менее известной купеческой фамилии Иркутска Трофим Трапезников, приписавшийся в Иркутский посад со своими сыновьями Дмитрием и Максимом в 1723 г. Родоначальником династии иркутских купцов-миллионеров Медведниковых был выходец из государственных крестьян Вельского стана г. Ваги Осип Медведников [110]. Из государственных крестьян Устюжской провинции вышел основатель известной династии иркутских, селенгинских и верхнеудинских купцов Лука Корнильевич Пахолков. Основателем династии купцов Пуртовых, представлявшей самую богатую в феодальный период фамилию алтайского купечества, был выходец из крестьян ведомства г. Соль Вычегодская Родион Степанович Пуртов. Происхождение от переселившихся в XVIII в. в Сибирь государственных крестьян поморских губерний вели также иркутские купцы Бречаловы, Стрекаловские, томские Зеленцовы и др.

Еще одним важным социальным источником формирования сибирского купечества в XVIII в. стали отставные военнослужащие и их дети. Сюда входили как отставные казаки, так и военнослужащие регулярных воинских частей, которыми иррегулярные казачьи части в Сибири стали заменяться начиная с 30–40-х гг. XVIII в. (регулярные воинские части также в значительной степени формировались из местных казаков и их детей). Исследователи истории сибирского казачества ввели в научный оборот обширный материал, показывающий высокую степень вовлеченности сибирского служилого казачества в торгово-промысловые и ремесленные занятия, активно использовавшего для проведения торговых операций свое служебное положение (поездки по служебным делам «на Русь», в сибирские города, районы пушного промысла, службу в отправляемых в Китай казенных караванах и пр.) [111]. Многие из служилых людей, наживших определенный капитал еще в период прохождения службы, записывались в купечество после выхода в отставку, либо определяли в посад своих детей. Отставные военнослужилые и их дети составляли, в частности, 20% от всех записавшихся по II ревизии в посад из других сословий в Иркутске (87 душ м.п. из 435) и 7,4% в Красноярске (4 души м.п. из 54). Из этой социальной группы происходили 10,7% всех причислившихся в Томский посад в 1745 г. (3 души м.п. из 28) и 13,8% во время проведения III ревизии (8 душ м.п. из 58). В Таре только за 1747–1750 гг. посад пополнился 17 отставными военнослужилыми, составившими 50% от всех причислившихся [112].

К числу сибирских купеческих династий, родоначальники которых еще в начале XVIII столетия были военнослужилыми людьми, относились тарские Потанины, Нерпины, Можайтиновы, тюменские Стукаловы, Парфеновы, Котовщиковы, Прасоловы, Молодых, Быковы, тобольские Колмогоровы, Захаровы, Полуяновы, томские Шумиловы, Колмогоровы, Серединины,

76

Греченины, Протопоповы, Степновы, Шутовы, Неупокоевы, Портнягины, Канаевы, сургутские Тверетиновы, нарымские Соснины, кузнецкие Шебалины, красноярские Нашивочниковы, енисейские Хороших, Тельных, Тушевы, Дементьевы, иркутские Бичевины, Елезовы, Мясниковы, Турчаниновы, Кузнецовы, Игумновы, Авдеевы и др.

Значительная часть бывших служилых людей записывалась в купечество через промежуточное пребывание в разночинцах. Бывшие служилые люди и их потомки переводились в податную категорию разночинцев по мере массового и повсеместного сокращения штатов служилых людей в Сибири, осуществлявшегося в течение конца XVII-первой половины XVIII в. После проведения III ревизии эта межсословная категория была упразднена, при этом большая часть бывших разночинцев была переведена на пашню, а остальные поступили в другие сословия, в том числе и в купечество. Однако и ранее, на протяжении почти всей первой половины XVIII столетия, разночинцы, тяготение которых к торгово-промысловым занятиям отмечается многими исследователями [113], активно причислялись в городские сословия, составляя в некоторых городах (особенно в тех из них, которые были не только торгово-ремесленными, но и военно-административными центрами, имевшими широкую прослойку служилого населения) основной источник пополнения купеческих посадов. Так, по сохранившимся данным о причислении к Томскому посаду за 1745 г., в этом году в местное купечество было причислено из имевших «указной капитал для купечества» разночинцев 17 душ м.п. (в том числе и Иван Васильевич Губинский — родоначальник одной из самых известных томских купеческих фамилий), что составило более половины от общего числа причислившихся [114]. Как следует из данных таблицы 21, разночинцы дали более многочисленное, чем другие сословия, пополнение Томскому посаду и во время проведения III ревизии — 28 душ м.п., или 48% от общего числа лиц, приписавшихся из других сословий и социальных групп.

Большую роль сыграли разночинцы в формировании посадов и других сибирских городов. Так, в Иркутске по II ревизии было учтено 77 приписавшихся в местный посад разночинцев (душ м.п.), что составило 17,7% от общего числа лиц, поступивших из других сословий (табл. 21). Соответствующий показатель второй ревизии по Красноярскому посаду составил 29,6% (16 душ м.п.), а в дальнейшем роль разночинцев еще более возросла и в результате в 40–50-х гг. XVIII в. местные разночинцы дали около 40% общего пополнения городской части Красноярского посада — больше, чем какая-либо другая сословная группа [115]. По сохранившимся свидетельствам о приписке в посад г. Тары, в течение 1747–1750 гг. в него было причислено 17 разночинцев, что составило 41,2% от общего числа причислившихся [116].

Массовый приток разночинцев в посады сибирских городов был зарегистрирован и III ревизией населения: в тобольское купечество из этой межсословной группы поступило 102 души м.п., в тюменское — 65, верхотурское — 32, томское — 28, нарымское — 30, мангазейское — 6, в купечество Ильинского острога — 8 душ м.п. По ряду сибирских городов в перечневых ведо-

77

мостях III ревизии число приписавшихся к посадам разночинцев отдельно не показано, а приводятся данные об общем количестве «приписных из разночинцев и крестьян»: в Таре — 90 душ м.п., Кузнецке — 27, Енисейске -64, Красноярске — 88 душ м.п. [117]

Некоторые купеческие фамилии XVIII столетия происходили от записавшихся в посад отставных церковнослужителей и поповских детей (томские Муксуновы и Сапожковы, красноярские Токаревы, иркутские Кириловы, Горбовы и др.). Однако перемещения из этих, как и некоторых других, сословных групп (табл. 21) не играли сколько-нибудь значительной роли в процессе формирования сибирского купечества в XVIII в.

Отличительной особенностью формирования сибирского купечества, проявившейся уже в XVIII столетии, было наличие такого «внешнего» источника его пополнения, как водворяемые на поселение в Сибирь за различного рода преступления ссыльные. Так, к Иркутскому посаду в течение 1722 — 1747 гг. было причислено 38 ссыльных и членов их семей (6% от общего числа приписавшихся), к Красноярскому посаду по II ревизии — 2 чел. (2,6%), к Томскому посаду в 1745 г. — 3 чел. (10%), к Тарскому посаду в 1747–1750 гг. — 2 чел. (6%) [118]. Из сосланных в середине XVIII в. на поселение в Сибирь посадских происходили, в частности, вышеназванные основатели известных династий красноярских купцов Пороховщиковых и иркутских Ворошиловых.

После гильдейской реформы 1775 г. основным источником пополнения купечества стало мещанство — сословие, которое составили городские граждане, выведенные в результате реформы за рамки купеческого сословия как не обладавшие необходимым для записи в купеческие гильдии капиталом. По мере достижения успехов в реализации тех хозяйственно-экономических прав, которые были предоставлены мещанству Городовым положением 1785 г., верхушка мещанства переходила в купечество и, наоборот, обедневшие купцы, не объявлявшие необходимого для дальнейшего пребывания в купечестве капитала, автоматически выбывали в мещане. Помимо получения возможности пользоваться предоставляемыми купцам привилегиями сословного характера (освобождение от подушной подати, рекрутской повинности и телесных наказаний), зажиточных мещан побуждали к переходу в купечество и предусматривавшиеся законодательством ограничения в отношении масштабов и содержания торгово-промысловых занятий мещанства. Основным документом, определявшим торгово-промысловые права мещан, — Городовым положением 1785 г., они были сформулированы расплывчато и не вполне определенно (что, как отмечалось выше, позволяло многим мещанам, имевшим сравнимые с купеческими торговые обороты, уклоняться от записи в купечество и уплаты обременительных гильдейских пошлин), однако в повседневной хозяйственной практике Министерство финансов и местные власти (в том числе и городские думы, отражавшие в первую очередь интересы купечества) официально признавали за мещанством право лишь на мелочную торговлю ограниченным ассортиментом товаров. И хотя принятыми в дополнение к гильдейскому постановлению 1824 г. законодательными актами ограничения на ассортимент продаваемых

78

мещанами товаров были отменены, однако сохранялись ограничения на размер их торговых оборотов, которые не должны были превышать обороты торговли купца третьей гильдии. Сдерживающей регламентации подвергалось также промышленное предпринимательство мещан (запрещалось нанимать рабочих сверх дозволенного числа), выполнение ими подрядных и откупных договоров с казной и пр. Поэтому те представители мещанского сословия, которые на легальных основаниях стремились расширить масштабы своей торгово-промышленной деятельности, записывались в купечество. Как видно из таблицы 22, в которую сведены результаты обработки ревизских сказок купцов 19 сибирских городов за период с 1782 (IV ревизия) по 1858 г. (X ревизия), выходцы из мещан составляли самую большую группу в составе купечества, превосходившую по своей численности выходцев из других сословий и социальных групп. Из общего числа выявленных нами по ревизским сказкам 2212 купеческих семей 760 (34,4%) до поступления в купечество состояли в мещанском сословии, тогда как местное потомственное купечество составляло 29,4% всех семей (651), купцы, переселившиеся из других городов (не все из них были потомственными купцами), — 16% (354 семей), выходцы из крестьянства — 12% (265 семей), из других сословий и социальных групп — 8,2% (182 семьи).

Основную массу записывавшихся в купечество мещан составляли местные жители, сумевшие накопить необходимый для поступления в купечество капитал на основе участия в торгах и промыслах тех городов и уездов, где они проживали. Так, в купечество Тобольска в период с 1795 по 1857 г. записалось 95 мещан, среди них местных насчитывалось 91 чел., и лишь четверо были выходцами из других городов (Сургута, Тюмени, Кургана, Москвы). Среди 114 мещан, записавшихся с 1782 по 1858 г. в тюменское купечество, местные составляли 94,7% (108 чел.). Исключительно за счет местных жителей обеспечивался приток из мещанского в купеческое сословие в Томске: среди 123 мещан, чье поступление в купечество прослеживается по данным ведомостей учета купеческих капиталов, обывательских книг и ревизских сказок конца XVIII-первой половины XIX в., местных было 122 чел. Более значительным был процент выходцев в купечество из иногороднего мещанства в менее развитых в торгово-промышленном отношении уездных городах, где купечество в значительной мере формировалось за счет переселения сюда зажиточных мещан из крупных торговых центров: так, в Ялуторовске он составлял 20%, Кургане — 28, Ишиме -52%.

Записывались в купечество в основном представители той части мещан, которые в официальных документах именовались «торгующими» или «торгово-промысловыми». Наиболее полно сохранившиеся сведения о численности этой группы и ее удельном весе в общем составе мещанства относятся к середине 20-х гг. XIX в., когда в ходе реализации гильдейской реформы Канкрина торгующие мещане были выделены в особую сословно-податную группировку и обложены промысловым налогом. Это нововведение, существенно затруднившее торгово-промысловые занятия мещан и вызвавшее в силу этого их массовый протест, было отменено в 1826 г., поэтому име-

79

Таблица 22

Социальное происхождение сибирского купечества (по ревизским сказкам конца XVIII — первой половины XIX в.)^*

^*Сост. по: ТФ ГАТО. Ф. 154. Оп. 8. Д. 2–1, 29, 34, 39, 42, 49, 84, 114, 129, 181–1, 213, 264, 290, 346, 355, 359,413, 440, 468,477, 530, 545, 548, 554, 606, 650, 688, 714, 749, 753, 840, 898-а, 926, 956; ЦХАФ АК. Ф. 1. Оп. 2. Д. 320, 1055, 1414; ГАКК. Ф. 122. Оп. 1. Д. 23, 53; Ф. 160. Оп. 2. Д. 5, 7, 19; Оп. 3. Д. 336, 338, 490, 492, 670, 674, 676; Ф. 173. Оп. 1. Д. 14, 191; ГАИО. Ф. 308. Оп. 1. Д. 87, 300, 301, 335. ГАТО. Ф. 50. Оп. 1. Д. 931. Сведения по Тобольску включают данные V–X ревизий; Тюмени — IV–X; Березову — IV,X; Ялуторовску — V–VII, IX–X; Кургану — V–VI, VIII–X; Таре — VI–X; Ишиму — V–VII, IХ–Х; Омску — IV–V, VIII–IX; Туринску — IV-VII, X; Тюкалинску — VIII-X; Петропавловску — IX; Барнаулу — V,VI; Красноярску — IV–X; Енисейску — IX–X; Канску — X; Минусинску — IX–X; Ачинску — X; Иркутску — V–VIII; Томску — ведомостей учета купеческих капиталов и обывательских книг (ГАТО. Ф. 50, 51, 127, 330).

80

ющиеся в окладных книгах сведения о численности этой сословно-податной группировки, охватывают лишь первые два года реализации канкринской реформы — 1825 и 1826 гг. Рассмотрение этих данных (табл. 23) указывает на существование тесной зависимости между численностью торгующего мещанства и купечества. Во всех сибирских губерниях, кроме Иркутской, со-

Таблица 23

Соотношение между численностью торгующего мещанства и купечества в сибирских губерниях (середина 1820-х гг.)^*

^* Сост. по: РГИА. Ф. 571. Оп. 9. Д. 18.

отношение между числом торгующих мещан и купцов было примерно одинаковым (0,4–0,65:1), поэтому чем многочисленнее в той или иной губернии была прослойка торгующего мещанства, тем большей была и численность гильдейского купечества. Исключение составляла лишь Иркутская губ., однако здесь, как уже указывалось выше, в ходе реализации гильдейской реформы 1824 г. наблюдался наиболее значительный и устойчивый прирост численности гильдейского купечества, который осуществлялся почти исключительно за счет торгующих мещан, в результате чего уже в первые годы осуществления реформы их численность в городах губернии существенно сократилась.

Существование прямо пропорциональной зависимости между численностью купцов и торгующих мещан подтверждается и имеющимися в нашем распоряжении более поздними данными по Томской губ., относящимися к 50-м гг. XIX в. В отличие от окладных книг 1825–1826 гг., содержащих сведения о численности лишь верхушки торгово-промыслового мещанства, обязывавшейся гильдейской реформой 1824 г. к выбору специальных промысловых свидетельств, ведомость, составленная Томским губернским правлением на основе информации с мест, содержит данные о количестве всех занимавшихся «торговлей и разными промыслами» мещан, проживавших в городах Томской губернии на момент проведения X ревизии населения. Сопоставление этих данных, характеризующих более широкую соци-

81

Таблица 24

Соотношение численности торгово-промыслового мещанства и купечества в городах Томской губ. (1858 г.)^*

^* Сост. по: ГАТО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 68. Л. 29–29 об.; Ф. 196. Оп. 28. Д. 83. Л. 340–341 об. Сведения по Нарыму отсутствуют. Некоторое выпадение из общей закономерности Кузнецка и Мариинска связано с тем, что в полученных губернским правлением от местных властей сведениях данные о численности торгово-промыслового мещанства в этих городах завышены (так, в итоговую цифру по Мариинску включены мещане, занимавшиеся «домашними работами»).

ально-эномическую среду, из которой в конечном счете рекрутировалось гильдейское купечество, со сведениями из ведомости учета купеческих капиталов по Томской губ. за 1858 г. показывает, что купеческая прослойка была наиболее многочисленной в городах, мещанство которых было наиболее широко вовлечено в торгово-промысловую деятельность (табл. 24).

Рассмотрение источников, содержащих сведения о пофамильном составе торгующих мещан, с одной стороны, и купечества — с другой (обывательских и окладных книг, ведомостей объявления капиталов, материалов проверок торговли и др.), также показывает на тесную взаимосвязь между этими двумя группами городского населения, заключавшуюся в том, что торгово-промысловое мещанство являлось одновременно одним из важнейших источников формирования купечества и сословной прослойкой, в ряды которой опускалась часть купцов в случае возникновения каких-либо неблагоприятных для их предпринимательской деятельности обстоятельств (возвышения гильдейских сборов, неудачных торговых сделок и пр.). Так, из 41 мещанина г. Томска, торговля у которых указана в качестве основного занятия в городовой обывательской книге 1785 г., 16 чел. либо ранее состояли в купцах, либо впоследствии записывались в купечество [119]. С другой стороны, представители 6 семей, которые в этой книге значатся купеческими, в составленном в 1817 г. городской думой полном списке торговцев г. Томска фигурируют уже не как купцы, а как торгующие мещане [120]. Сопоставление фамилий торгующих мещан, значащихся в этом списке (59 чел.), с персоналиями томского купечества, выявленными нами по ведомостям учета капиталов за 1775–1850-е гг. (более 300 чел.), показывает, что список торгующих мещан на 2/3 был представлен фамилиями, состоящими также и в списке томского купечества. Купеческое продолжение имели также фами-

82

лии 17 из 43 торгующих мещан и цеховых, внесенных в обывательскую книгу г. Тары за 1781 г. [121] Записывались впоследствии в купцы, либо имели родственные ответвления в купечестве семьи 7 из 23 торгующих мещан Красноярска, указанных в ведомости городской думы за 1835 г. (Поповы, Яковлевы, Ошаровы, Нашивочниковы, Степановы, Кузнецовы, Петровы) [122].

Купечество пополнялось мещанами, занимавшимися не только торговлей, но и другими промыслами: извозом (томские Пермитины, Баклановы, Суховы, Петровы, каннские Поздышевы и др.), рыболовством (туринские Дворниковы, Ворсины, Тетюцких, томские Чайгины, Коробейниковы, тобольские Плехановы, Плотниковы, иркутские Забелинские, Русановы и др.), содержанием постоялых дворов и харчевен (томские Казанцовы, Вытновы, Карповы, иркутские Игнатьевы, Поповы, тобольские Дьяконовы и др.), промышленным предпринимательством (тюменские Решетниковы, Аласины, Чираловы, Шелковниковы, томские Ларины, Серебренниковы, Вихоревы, Ереневы, барнаульские Вахнины, красноярские Терсковы, Ростовцовы, иркутские Векшины, Климшины, Красногоровы, Котельниковы и др.). Часть мещан наживала капитал, необходимый для поступления в купечество, нанимаясь на службу в качестве приказчиков как к сибирским, так и к купцам из европейской части страны [123]. Так, работая приказчиком у своих родственников Андрея Семеновича, а затем у Якова Андреевича Немчиновых, приобрел первоначальный капитал и предпринимательские навыки известный в 50–80-е гг. XIX в. кяхтинский торговец, выходец из тарского мещанства Михаил Федорович Немчинов. В качестве приказчика крупного чаеторговца томского купца первой гильдии М. Мыльникова начинал в начале XIX в. свою предпринимательскую деятельность томский мещанин Б. Вергунов (записался в купечество в 1825 г.). На сопровождении в Москву и Нижегородскую ярмарку товаров, закупаемых в Кяхте комиссионерами московских купцов Колесовых, нажил капитал, достаточный для причисления в 1855 г. его сыновей Петра и Павла в купечество, тарский мещанин Василий Чередов. Более десяти лет службы приказчиками у нерчинского купца Е. Верхотурова, связанной с распродажей принадлежавших ему товаров в поселках горного ведомства, позволили местным мещанам Петру, Алексею и Владимиру Кычаковым в 1849 г. записаться в купцы по г. Нерчинску. Выходец из иркутского мещанства И.Ф. Сабашников, ставший впоследствии крупным чаеторговцем, начинал свою коммерческую карьеру в качестве приказчика иркутского купца Г. Белоголового. Большие материальные выгоды приносила служба по управлению питейными откупами, позволившая, в частности, поступить в купечество томскому мещанину М. Ломову, являвшемуся в середине 1820-х гг. доверенным по управлению питейными сборами в Томской губ. откупщика князя Голицына. Комиссионерская служба в Российско-Американской компании сделала финансово возможным возвышение до купеческого статуса томского мещанина П. Рудакова.

Службу в качестве купеческих приказчиков как способ первоначального накопления капитала использовали и прибывавшие в Сибирь в поисках источников обогащения не обладавшие сколько-нибудь значительными собст-

83

венными средствами мещане из городов европейской части страны. Примером может служить предпринимательская карьера вольского мещанина Петра Васильевича Шипилина. В начале 30-х гг. XIX в. он приехал в Минусинск и поступил на службу к местному купцу мясоторговцу А. Сапункову. Занимаясь по доверенности от хозяина закупкой и перегоном крупных гуртов скота (до 2 тыс. голов) из Минусинского и Красноярского округов в Иркутск, Шипилин не забывал и о своей собственной выгоде, что позволило ему сколотить капитал, достаточный для записи в купцы третьей гильдии по г. Минусинску. В 1841 г. он переселяется в Красноярск, объявив там капитал уже по второй гильдии. При этом часть своих нажитых в торговле капиталов Шипилин направляет на разведку и разработку золотых месторождений, став одним из пионеров этой отрасли в Сибири. А после смерти Петра его сын Павел, успешно продолживший дело отца, переходит в первую гильдию и становится одним из преуспевающих красноярских нуворишей-золотопромышленников [124].

Как уже указывалось выше, имел место и достаточно массовый обратный выход купцов, терпевших какие-либо неудачи на предпринимательском поприще, в мещанство. По мере того, как дела вновь налаживались, часть выходивших в мещанство купцов снова записывалась в купеческое сословие. Зачастую переходы в мещанство, хотя бы и временные, рассматривались купцами как способ экономии на уплате обременительных гильдейских взносов (особенно в период между 1807 и 1824 г.). Так, по данным ведомостей учета купеческих капиталов Барнаула за первую четверть XIX в., выбывали в мещане, а затем вновь записывались в купечество барнаульские торговцы А. Третьяков, Ф. Котоманов, П. Афанасьев, А. Звягин, Ф. Казанцев, П. Белоголов, М. Плотников, а С. Киприянов в 1813–1818 гг. с периодичностью в один год чередовал статус купца и мещанина. По подсчетам, сделанным нами на основе данных, содержащихся в аналогичных источниках по Томску за 1775 — начало 1840-х гг., более 40 томских купцов на протяжении указанного времени также меняли свой сословный статус, переходя в мещанское сословие, а затем обратно в купеческое, причем многие проделывали это неоднократно.

Массовый характер взаимных переходов между купеческим и мещанским сословиями подтверждается и сведениями окладных книг. Так, по данным окладной книги Тобольской губ. за 1795 г., в этом году по всем городам губернии причислилось в купечество 43 мещанина, а выбыло в мещанство 227 купцов, в 1801 г. записалось в купцы 60 мещан, а за необъявлением капитала перешли в мещанство 87 купцов. В купечество Иркутской губ. в течение 1798 — сентября 1799 г. прибыло из мещан 80 чел., а убыло в мещанство 119 купцов [125].

Массовый переход из мещанского сословия в купеческое и обратно, являвшийся в феодальный период характерной чертой формирования сословной структуры не только сибирских, но и российских городов в целом, рассматривается в качестве одного из основных аргументов исследователями, считающими, что купечество и мещанство представляли собой в фео-

84

дальную эпоху практически одно городское сословие [126]. Думается, однако, что такой подход, нивелирующий сословные различия между купечеством и мещанством, не учитывает то обстоятельство, что купечество рекрутировалось, как было показано выше, в основном из числа торгующих мещан, составлявших лишь верхушку мещанского сословия. Одной сословной группой скорее были торгующие мещане и купцы третьей гильдии, между которыми и совершалась основная масса взаимных переходов.

Выше уже указывалось на ту важную роль, которую играли в формировании городского посада, в том числе и его купеческой части, выходцы из крестьянского сословия в 20–60-е гг. XVIII в. Роль основного внешнего источника роста численности городского гражданства (механического прироста) крестьянство сохранило и после гильдейской реформы 1775 г., однако теперь с превращением купечества в привилегированное сословие, запись в которое ограничивалась имущественным цензом, основная масса переселявшихся в города крестьян причислялась в мещанство. Что же касается их роли в формировании купеческого сословия, то, как следует из таблицы 22, выходцы из крестьян составляли четвертую по численности группу среди учтенных нами по ревизским сказкам глав купеческих семей (после выходцев из мещан, местных потомственных купцов и купцов-переселенцев из других городов). При этом интенсивность поступления крестьян в купечество почти в 3 раза уступала той, с какой объявляли капиталы выходцы из мещанства. Крестьянское происхождение имел лишь каждый восьмой из купцов, объявлявших капиталы в Сибири на протяжении конца XVIII-первой половины XIX в.

Помимо предусматривавшегося гильдейскими узаконениями сравнительно высокого имущественного ценза для записи в купечество, активность крестьянства в пополнении купеческого сословия сдерживалась также и рядом других обстоятельств. Важнейшее значение в этой связи имела политика царского правительства, направленная на укрепление сословного строя в России, неотъемлемой составной частью которой были меры, призванные сдерживать межсословную миграцию, чрезмерное развитие которой могло вызвать эрозию сословного принципа построения общества. Основным средством этой политики стала действовавшая до указа 17 ноября 1824 г. законодательная норма, согласно которой приписывавшиеся к городским сословиям крестьяне до следующей очередной ревизии одновременно продолжали числиться в своем прежнем сословии, в связи с чем должны были уплачивать как гильдейские пошлины, так и подати по крестьянскому состоянию. Это правило подтверждалось Городовым положением 1785 г. [127], а рядом последующих законодательных актов приписка крестьян к городским сословиям была еще более затруднена. Так, указами от 13 июня 1795 г. и 28 сентября 1800 г. был запрещен переход после выхода объявления о начале очередной ревизии (т. е, в наиболее льготный с точки зрения налогообложения период), а крестьяне, подававшие прошения о причислении в городские сословия во время проведения ревизии, должны были продолжать уплачивать двойные подати до следующей очередной ревизии [128]. За выхо-

85

дившими в городские сословия приписными крестьянами сохранялись обязанности по выполнению заводских работ до окончательного их оформления в новом звании при очередной новой ревизии. Указом от 29 декабря 1796 г. было постановлено, что подавать прошения о переводе в купечество крестьяне могут лишь по отбытии рекрутской очереди [129]. В затяжную бюрократическую процедуру превращал приписку крестьян к городским сословиям указ Сената от 21 октября 1797 г., согласно которому крестьяне «казенного ведомства» должны были для реализации своих намерений относиться «чрез их команды в главные их начальства» (государственные — в казенные палаты, а приписные к заводам — в Берг-коллегию), а эти ведомства в каждом отдельном случае представлять свои мнения на утверждение в Сенат [130]. Что касается крепостных крестьян, то их переход в купеческое сословие мог осуществиться только после предварительного избавления от крепостной зависимости (указ от 25 июля 1777 г.).

Фактором, сдерживавшим приток крестьян в купечество, стала происходившая в первой половине XIX в. либерализация законодательства, регулировавшего крестьянскую торговлю. В результате принятия ряда новых узаконений (указ от 29 декабря 1812 г., дополнительное постановление об устройстве гильдий 1824 г. и др.) крестьяне получили сравнимые с купеческими торговые возможности, которые они могли реализовать, не записываясь в купеческие гильдии, а покупая свидетельства торгующих крестьян соответствующих разрядов. Выбор между купеческим статусом и статусом торгующего крестьянина в пользу последнего был естественным для той части крестьян-предпринимателей, которые проживали и имели основные торговые обороты и промысловые заведения в сельской местности (лицам купеческого звания, кроме заводчиков, откупщиков и хлебопашцев на собственных и арендованных землях, постоянное проживание в сельской местности законом запрещалось), либо же стремились торговать в городах, не неся сопряженных со вступлением в купечество городских повинностей и служб и повышая тем самым свою конкурентоспособность по отношению к купцам и торгующим мещанам. Численность этого разряда торговцев, составлявшего нереализуемый в условиях либерализации крестьянской торговли потенциал для приращения купеческого сословия, была довольно значительной: в середине 50-х гг. XIX в. крестьянами выбиралось по Сибири до 350 торговых свидетельств разных разрядов [131] (за каждым таким свидетельством стояло по 3–4 активно действующих члена семьи или родственника). Эта цифра превышает указанное в табл. 22 совокупное число глав крестьянских семей, чье поступление в купечество было учтено ревизиями населения, проводившимися на протяжении конца XVIII — первой половины XIX в. (265 чел.).

И все-таки значительная часть верхушки торгово-промыслового крестьянства записывалась в купечество, прельщаясь предоставляемыми купцам сословными привилегиями и более широкими правами, связанными с возможностью отлучек в другие губернии по торговым делам, совершением кредитных сделок, отстаиванием своих прав в суде и пр. Изучение материалов о приписке крестьян в купечество, содержащихся в ревизских сказках,

86

окладных книгах, ведомостях учета капиталов и других источниках, позволяет выделить два периода, отличавшихся наиболее активным переходом крестьян в купечество: конец 1770-х — середина 1790-х гг. и 30–50-е гг. XIX в. Особенно значительным был приток крестьян в купечество в течение первого из указанных периодов. Так, по IV ревизии населения (1782 г.) в Сибири было учтено купцов 2801 душа м.п., из которых 626 чел. (22,3%) записались в купечество из крестьянского сословия [132]. Массовый переход крестьян в купечество продолжался и в период между IV и V ревизиями (1782–1795 гг.): если во время IV ревизии населения в составе купечества Тобольской губ. было зафиксировано 194 купца, плативших наряду с гильдейским сбором также и подати по своему прежнему крестьянскому состоянию (15,2% от общего числа купцов), то к моменту проведения V ревизии таковых насчитывалось, согласно окладной книге за 1794 г., уже 384 души м.п. (28,8% от общего количества) [133].

Массовый наплыв крестьян в купечество, имевший место в конце XVIII столетия, объяснялся несколькими причинами. Важнейшей среди них стало предоставление купечеству, с выходом Жалованной грамоты городам 1785 г., монопольных прав на занятие торговлей, в результате чего фактически была ликвидирована сословная группа торгующих крестьян и составлявшие ее торговцы для продолжения своих предпринимательских занятий были вынуждены записываться в купечество. Сыграла свою роль и сравнительно низкая цена гильдейских свидетельств, особенно в период с 1775 по 1785 г., когда гильдейский сбор по низшей третьей купеческой гильдии, в которую и записывалась основная часть причислявшихся к купечеству крестьян, составлял 5 руб. в год, что лишь немногим превышало подушный сбор, уплачиваемый в это время государственными крестьянами (3 руб. 77,5 коп. в год). К тому же указом от 25 июля 1777 г. до сведения местных властей и населения было доведено, что двойные налоговые платежи для вступающих в купечество крестьян являются временной мерой, которая будет действовать лишь до выхода нового закона, регулирующего порядок причисления в купечество (хотя на самом деле отмена этого порядка налогообложения состоялась только в 1824 г.). Поступление в купечество, помимо расширения торговых прав, давало сословные привилегии, из которых наиболее притягательной для выходцев из крестьян была возможность избавиться от рекрутской повинности. Этот стимул для поступления в купечество действовал до 1796 г., когда, как уже указывалось выше, специальным указом было установлено, что крестьяне могут подавать прошения о переводе в купечество только по отбытии рекрутской очереди.

В последующий период, судя по ревизским материалам, приписка крестьян в купечество резко пошла на убыль, приобретя, по сути дела, эпизодический характер. Так, в Тюмени из 74 вновь объявленных в период между V (1795 г.) и VIII (1834 г.) ревизиями гильдейских капиталов на выходцев из крестьян приходилось лишь 6 (8,1%), остальные принадлежали мещанам и выходцам из купеческих семей (по разделу или наследованию). Примерно такая же ситуация с записью крестьян в купечество имела место и в других

87

сибирских городах: в Тобольске в течение этого же периода в местное купечество записалось из крестьян только 4 семьи, тогда как из мещан причислилось 54, а отделившиеся либо наследовавшие отцовский капитал купеческие сыновья и братья объявили 40 капиталов; в Таре на выходцев из крестьян пришелся лишь 1 из 28 вновь объявленных капиталов, в Кургане — 5 из 27, в Красноярске — 1 из 22. Вообще не было зарегистрировано поступлений из крестьян в купцы в Туринске и Ялуторовске в период между V и VI ревизиями (1795 — 1812 гг.), в Омске — в период между VII и VIII ревизиями (1816–1834 гг.), в Барнауле — в 1801–1824 гг. [134]

Резкое сокращение притока крестьян в купечество отчасти было обусловлено имевшим место в первой четверти XIX в. значительным увеличением гильдейских сборов с купечества, поставившим финансовые ограничения для поступления в купечество малокапитальным торговцам, каковыми была основная часть устремлявшихся в купцы выходцев из крестьян. Сыграло свою роль и то обстоятельство, что крестьяне-торговцы постепенно приспособились к купеческой торговой монополии, введенной Жалованной грамотой городам 1785 г., находя выход не только в причислении в купечество, но и в том, чтобы, оставаясь в прежнем крестьянском состоянии, использовать различные возможности для продолжения своей торгово-промысловой деятельности, торгуя по кредитам от купцов или по доверенностям от дворян, по разовым разрешениям городских дум (за денежный взнос в доход города), записываясь для ведения торговли в городах под званием иногородних «гостей» и пр. А в 1812 г. была восстановлена сословно-податная группа торгующих крестьян, что, как уже указывалось выше, давало крестьянам возможность легально заниматься «купеческим торгом» без записи в гильдии.

Значительно более активный характер переход крестьян в купечество приобрел в 30–50-е гг. XIX в., что было связано как со снижением после реформы 1824 г. гильдейских сборов с купцов, так и с ускорением в последние предреформенные десятилетия развития товарно-денежных отношений в сибирской деревне. К тому же кризис крепостничества в европейской части страны создал в это время такой новый источник пополнения купечества, как освобождавшиеся из крепостной неволи капиталистые крестьяне, часть из которых записывалась и в сибирское купечество. Если с 1812 по 1834 г. в Тюмени записались в купечество лишь 4 крестьянских семьи, то с 1834 по 1858 г. — 20 семей, в Кургане — соответственно 4 и 16 семей, в Тюкалинске — 3 и 6 семей, в Таре — 0 и 8 семей, в Омске — 0 и 4 семьи, в Красноярске — 0 и 5 семей. В целом почти 40% всех учтенных нами по ревизским сказкам и показанных в таблице 22 причислений крестьян в купечество приходится как раз на 30 — 50-е гг. XIX в.

Основную массу крестьянских причислений в купечество давали выходцы из государственных крестьян. Как следует из данных таблицы 25, представители этой категории составляли 2/3 всех крестьян, поступивших в купечество на протяжении конца XVIII-первой половины XIX в. Выходцами из государственных крестьян были основаны многие известные династии сибир-

88

Таблица 25

Категории и места выхода крестьян, причислявшихся в сибирское купечество в конце XVIII-первой половине XIX в. (по материалам ревизских сказок)^*

^* Сост. по источникам, указанным в примечании к табл. 22.

^** В источниках не указана категория у 7 чел., причислившихся в Курган, 5 чел. — в Тюкалинск, 2 чел. — в Иркутск; место выхода у 2 чел., причислившихся в Тюкалинск.

89

ских купцов: курганских Меньшиковых, ялуторовских Бронниковых, тарских Щербаковых, тюменских Шешуковых, Подаруевых, Щетининых, енисейских Матониных, иркутских Кузнецовых, киренских Марковых и др. В крупнейшего предпринимателя и известного мецената вырос выходец из крестьян Абалатской волости Ефим Андреевич Кузнецов, причислившийся в 1803 г. в тобольское, а затем переведшийся в иркутское купечество. Около 3,5% всех причислений в купечество приходилось на долю экономических крестьян. От них вели свое происхождение томские купцы Базановы и Бобковы, семипалатинские Масленниковы, барнаульские Толкачевы, красноярские Беловы и Толкачевы.

Около 13% от всех записавшихся в сибирское купечество крестьян являлись выходцами из категории приписных к кабинетским горным заводам. Поскольку горнозаводское начальство, видевшую основную функцию крестьянства в выполнении заводских повинностей и поставках хлеба для заводов и рудников, сдерживало поступление приписных крестьян в купечество, основная масса причислений приписных крестьян Алтая в купечество Барнаула, Томска, Кузнецка и Бийска приходилась на 80–90-е гг. XVIII в., когда в период существования Колыванской губ. приписное крестьянство находилось под юрисдикцией гражданских властей. Так, по данным окладной книги IV ревизии, в составе купечества Колыванской губ. значилось записавшихся в купцы из приписных к заводам крестьян в Барнауле — 29 душ м.п. (21,3% от общего числа купцов), Кузнецке — 23 души м.п. (34,8%). В купечестве Томска, по данным на 1785 г., состояло поступивших из заводских крестьян 86 душ, что составляло 25% от общей численности томского купечества [135]. От заводских крестьян вели свое происхождение барнаульские купцы Токаревы и Давыдовы, томские Быковы, Барковские, Закревские, Шутовы, Нехорошевы. В целом, однако, подавляющая часть записавшихся в купцы алтайских приписных крестьян не составила крупных капиталов и выбывала обратно в свое прежнее состояние, либо в мещанство по мере роста гильдейских пошлин. Так, уже в 1785 г., после двукратного увеличения гильдейского взноса по третьей гильдии, ряды томского купечества покинули более половины из записавшихся туда до этого заводских крестьян (52 души м.п. из 86) [136].

Если поступавшие в купечество алтайские приписные крестьяне не стали обладателями крупных купеческих состояний, то из крестьян, приписанных к Нерчинским заводам, вышла династия купцов Кандинских, входившая в элиту дореформенного сибирского купечества. Крестьяне деревни Бянкиной Стретенской волости Хрисанф Кандинский и его братья Матвей, Павел, Иван, Владимир и Алексей вместе с другими членами семьи, насчитывавшей в совокупности 33 чел., были причислены Нерчинской горной экспедицией в нерчинскозаводские купцы в 1820 г. в порядке реализации принятого Сенатом еще в 1764 г. предписания о разрешении «выпускать» приписанных к Нерчинским заводам крестьян в купечество для лучшего удовлетворения потребностей заводских служащих в товарах [137]. Возможность сколачивания капиталов на подрядах и поставках, связанных с обслу-

90

живанием заводского хозяйства, торговле хлебом и пушниной выводила в купеческое сословие и других выходцев из забайкальского приписного крестьянства. В 1839 г. в составе купечества Нерчинского округа насчитывалось купцов, ведших свое происхождение от приписного крестьянства, по первой гильдии — 2 капитала, по третьей — 14 [138].

В 30–50-е гг. XIX в. важным источником формирования сибирского купечества стали переселявшиеся в Сибирь освобождавшиеся от крепостного состояния (за выкуп, либо вольноотпущенные) помещичьи крестьяне. По данным ревизских сказок, в этот период из крепостных происходил каждый третий из поступавших в сибирское купечество крестьян, а в целом на их долю приходилось около 15% от общего числа гильдейских капиталов, объявленных выходцами из крестьян на протяжении всего изучаемого периода (табл. 25). В тобольское купечество в 1850 г. записался бывший крепостной крестьянин княгини Долгоруковой Клим Гасилов, в тюменские купцы в 1832 г. причислился дворовой человек помещика Владимирской губ. Хотяинцова Семен Гласков, а в 1849 г. отпущенный на волю крепостной помещика Тучкова Яков Юдин. Из 6 капиталов, объявленных в 1850 г. по второй гильдии в Петропавловске (купцов первой гильдии в городе не было), два принадлежали бывшим крепостным — переведшемуся сюда в 1842 г. из Тюмени вышеназванному С. Гласкову и В. Клушину, «вольноотпущенному» помещицы Долгоруковой. Помимо этого бывшим крепостным принадлежало и три капитала, объявленных в городе по третьей гильдии (А. Шмарин, Г. Носов, Д. Сулейманов). Сюда же в петропавловское купечество по третьей гильдии записались в 1837 г. крестьяне Вязниковского уезда Владимирской губ. Алексей Гласков с братьями Иваном, Степаном, Федором и Захаром, а с 1849 г. перевелись в Тюмень, где объявили капитал по первой гильдии. Из числа купеческих капиталов, объявленных выходцами из крестьян в течение 1834–1858 гг., бывшим крепостным принадлежало по Ялуторовску — 3 из 4 (И. Семенин, И. Мещеряков, Д. Смолин), по Ишиму -2 из 6 (Г. Шаронов, В. Сергеев), по Кургану — 3 из 16 (С. Березин, В. Калашников, Д. Юрцовский), по Омску (за 1834–1850 гг.) — 2 из 4 (И. Баранов — по второй гильдии, И. Бутаков — по третьей). Выходцами из крепостных крестьян были крупный томский золотопромышленник С.Ф. Хромов, а также томские купцы Г. Вавилов и А. Степнов, красноярские купцы С. Агапов и Л. Кольцов, ачинский Н. Иванов, минусинские В. Сватиков, Н. Рязанов, П. Кузнецов, Н. Зайцев, канские А. Ерофеев, Ф. Белозеров, А. Хромов, енисейский П. Матвеев, селенгинские П. и Я. Котовы. Одним из самых состоятельных кяхтинских купцов, получившим звание потомственного почетного гражданина, стал бывший крепостной крестьянин из имения Мячикова Спасского уезда Казанской губ. В.Н. Смирнов, причислившийся в 1853 г. в первую гильдию по Кяхте.

Если на протяжении первых двух третей XVIII столетия, как отмечалось выше, среди записывавшихся в сибирское купечество крестьян преобладали выходцы из европейских, и прежде всего поморских, губерний, то в конце XVIII-первой половине XIX в. около 70% всех переходов крестьян в купе-

91

чество приходилось на выходцев из местного сибирского крестьянства (табл. 25), что отражало ускорившийся процесс развития товарно-денежных отношений в сибирской деревне. Однако участие крестьян-переселенцев из Европейской России в пополнении сибирского купечества хотя и перестало быть определяющим, но оставалось значительным, при этом в отличие от более раннего периода основную роль в этом играли крестьяне не поморских, а центрально-промышленных губерний и прежде всего торгующие крестьяне Вязниковского уезда Владимирской губ., развернувшие в первой половине XIX в. настоящую торговую экспансию на сибирский рынок. По ревизским сказкам нами учтено более 20 семей крестьян-вязниковцев, поступивших в сибирское купечество в первой половине XIX в., в том числе представлявшие такие ставшие известными в Сибири купеческие фамилии, как Щеголевы, Толкачевы, Бобковы, Беловы, Шведовы, Морозовы и др.

Немаловажную роль в формировании сибирского купечества играла и такая сословная группа, как цеховые. Вход и выход из цеховых организаций в России, в отличие от западноевропейских стран, был открытым, что предоставляло юридические возможности для перехода в купечество цеховым, скапливавшим своими ремесленными занятиями часть необходимого для этого первоначального капитала. Другим источником накопления для устремлявшихся в купечество цеховых были производимые ими или членами их семей торговые операции, выходившие за рамки реализации лишь собственной ремесленной продукции и включавшие скупку сельскохозяйственных, промысловых и прочих товаров. Для многих из переходивших из этой сословной категории в купечество лиц сама потребность в изменении сословного статуса была порождена сформировавшейся еще до причисления в купечество глубокой вовлеченностью в торговое предпринимательство. К тому же, как показывает изучение источников, пребывание в купечестве выходцев из «торгующих» цеховых носило более стабильный и долговременный характер.

В совокупности выходцы из цеховых составляли около 4% от общего числа лиц, объявлявших купеческие капиталы в Сибири на протяжении конца XVIII — первой половины XIX в. (табл. 22). Однако в ряде городов, отличавшихся относительно более высоким уровнем развития ремесла и мелкой промышленности, их доля была выше: в Тобольске — 8,8%, Тюмени — 10, Красноярске — 10,2, Иркутске — 6,5%. Интенсивные перемещения в купечество представителей этой сословной группы имели место в конце XVIII в., а в последующем, с возрастанием величины гильдейских сборов с купцов, фактически прекратились, что свидетельствует о маломощности капиталов, обращавшихся в сибирских цеховых ремеслах. Тем не менее некоторые выходцы из цеховых, в основном те из них, кто еще до перехода в купечество сколотил капитал за счет включения в торгово-промысловые операции, дали начало ряду известных в Сибири купеческих династий. Так, записавшимся в 1775 г. в купечество Барнаула местным цеховым Родионом Пуртовым была основана купеческая династия, которая в течение почти полувека являлась самой богатой и влиятельной в городе. Еще будучи цеховым, Р. Пур-

92

тов занимался не только выделкой кож и мыловарением, но и торговлей скотом и другими товарами. Сколоченный таким образом капитал позволил ему записаться сначала в купцы второй, а затем и первой гильдии. В один капитал с отцом записались и его взрослые сыновья Илья, Михаил, Иван и Варфоломей, которые после смерти отца (1801 г.) еще в течение более чем 20 лет находились в нераздельном капитале и составляли крупную семейную фирму, в сферу торгово-финансовых интересов которой входили не только торговля на алтайских заводах и рудниках, но и масштабные подрядные операции, торговля на Ирбитской и Нижегородской ярмарках, Сибирской пограничной линии и другие коммерческие занятия [139]. Из цеховых, как уже отмечалось выше, происходил и основатель самой богатой в конце XVIII — начале XIX в. купеческой фамилии Красноярска Леонтий Пороховщиков. Из цеховых записался в 1769 г. в иркутское купечество один из самых крупных предпринимателей Сибири конца XVIII-начала XIX в. Николай Прокопьевич Мыльников, избиравшийся иркутским городским головой и ставший одним из учредителей Российско-Американской компании [140]. От тобольских оружейников, уже на ранних этапах своей предпринимательской деятельности сочетавших занятия ремеслом с разнообразными торговыми операциями, вела свое происхождение одна из самых известных в Сибири династия тобольских купцов Пиленковых. Из тобольских цеховых, сочетавших, согласно записи в городовой обывательской книге, «живописное ремесло и торг», поступил в купечество В.А. Неводчиков [141]. От цеховых вели свой род тобольские купцы Малковы, а также до десятка тюменских купеческих фамилий (Сорокины, Барашковы, Иконниковы, Рогожниковы, Щетинины, Голенецкие, Парфеновы, Гневашевы, Тонких), семипалатинские купцы Самсоновы, красноярские Новиковы, Худоноговы, Ростовцевы, Матвеевы, иркутские Сизых, Сафоновы, Харинские, Обуховы и др.

В сибирских городах, расположенных на Московско-Сибирском тракте, весомую роль в пополнении купечества играли представители такой сословной категории, как ямщики. Выходцами из этой группы населения в период между IV и V ревизиями (1782–1795 гг.) было объявлено в Тобольске 6 купеческих капиталов, в Туринске — 5, а в Тюмени в течение 1775–1812 гг. — 13 [142]. Из числа вышедших в купечество тобольских ямщиков наиболее значительным размахом предпринимательства выделялся Иван Терентьевич Куклин, состоявший в начале XIX в. в первой гильдии и выполнявший по контрактам с казной крупные подрядные операции. Предприимчивыми и влиятельными тобольскими купцами, занимавшими высшие должности в городском самоуправлении, стали записавшиеся в тобольское купечество из ямщиков Н. Брагин (крупный рыбопромышленник) и М. Тюленев (состоял во второй гильдии и занимал в 1806–1809 гг. должность бургомистра в городском магистрате) [143]. В Тюмени тобольские ямщики братья Проскуряковы (Федор, Иван и Иван) в 1782 г. основали купеческую династию, представители которой к 1861 г. входили в число наиболее богатых тюменских купцов: внук Федора Аврам состоял в первой гильдии, а племянник Аврама Иван — во второй. Извозом купеческих кладей был нажит первоначаль-

93

ный капитал, умножение которого торговыми операциями позволило записаться в тюменские купцы первой гильдии Козьме Шешукову и его сыну Кондратию, в томские купцы второй гильдии — Якову Петрову. Из ямщиков были также тюменские купцы С. и Н. Рыболовы, С. Шушкин, И. Кузнечевский, С. Каренгин, Я. Карначев, Д. Ердаков, В. Шабуров; туринские С. Кудашев, П. Коновалов, Ф. и О. Кузнецовы (впрочем, пребывание в купечестве этих ямщиков было кратковременным и ограничивалось периодом конца XVIII — первых лет XIX в.).

Во второй половине XVIII — первой половине XIX в. по сравнению с первой половиной XVIII в. значительно сократилось поступление в купечество из отставных военнослужащих, поскольку в это время уже не происходило массовых сокращений военнослужилого населения, породивших в первой половине XVIII в. интенсивный выход его в другие сословия. Значительно были ограничены и торгово-промысловые права служилого населения, что сужало его возможности в накоплении капиталов [144]. Если служилые люди, переходившие в посад в первой половине XVIII столетия, стали основателями целого ряда знаменитых купеческих династий, то в рассматриваемый период выходцы из этой категории населения, как правило, не достигали крупных коммерческих успехов и не становились обладателями значительных купеческих состояний. После непродолжительного пребывания в купечестве они выбывали в мещанство и, за редким исключением (ялуторовские Минаевы, томские Завьяловы), не передавали купеческий статус своим наследникам.

В последние предреформенные десятилетия заметным явлением стал переход в купечество отставных чиновников, в том числе и имевших дворянское звание. Запись в две первые купеческие гильдии была разрешена дворянам Манифестом 1 января 1807 г., а с 1827 г. они могли входить и в низшую третью гильдию [145]. По данным окладных книг, в 1835 г. дворянами объявлялось в Сибири 7 гильдейских капиталов (в том числе 6 — в городах Иркутской губ., 1 — Томской), в 1845 г. — 7 (4 — по Иркутской губ., 1 — по Тобольской, 2 — по Томской), в 1854 г. — 10 капиталов (5 — по Тобольской и 5 — по Томской губ.). При этом если в 1830–1840-е гг. записывавшиеся в купечество дворяне объявляли капиталы только по третьей гильдии, то в 1854 г. 8 из 10 капиталов были объявлены ими по второй гильдии [146]. В томском купечестве в разное время состояли крупный золотопромышленник отставной коллежский советник Ф.А. Горохов, отставные канцеляристы Н.Д. Лавров и К.В. Беляев, уволенный от службы коллежский секретарь Н.И. Петров, дворянин И. Кутковский, статский советник П.В. Денисьев, в тюменском — один из крупнейших предпринимателей предреформенного и пореформенного времени надворный советник А.Ф. Поклевский-Козелло. Во вторую гильдию красноярского купечества записывались коллежский асессор С.П. Овчинников (1852 г.), провизор Н.И. Наттерер (1856 г.), отставной губернский секретарь П.Н. Латкин, в иркутское купечество в 1847 г. — отставной губернский секретарь Ф.П. Занадворов [147].

94

Некоторые чиновники начинали заниматься предпринимательской деятельностью еще до выхода в отставку, находясь на государственной службе, проводя коммерческие сделки через своих записывавшихся в купечество родственников. Так, в Томске в 1850 г. записался в купечество сын коллежского регистратора Д. Лисицын, в 1848 г. — жена местного чиновника А.П. Сакова, в 1857–1858 гг. состояла в первой гильдии (на временном праве) статская советница В.М. Соколова. В тюменское купечество записывался брат крупного предпринимателя из дворян Альфонса Фомича Поклевского-Козелло — Викентий [148]. Купечествующие дворяне и чиновники устремляли свои интересы в наиболее выгодные сферы предпринимательства: подряды, винокурение и виноторговлю (Поклевские-Козелло), золотопромышленность (Горохов, Наттерер, Латкин, Занадворов), кяхтинскую торговлю (Соколова).

В конце XVIII — первой половине XIX в. сохранил свое значение и такой специфический источник формирования сибирского купечества, как ссыльные, попадавшие в Сибирь за различного рода преступления. По отбытии срока наказания они оставлялись на жительство в Сибири с переводом в крестьянское или мещанское звания, а в 1811 г. ссыльным посельщикам, сосланным за «маловажные» преступления, было разрешено, с согласия городских обществ, записываться в гильдейское купечество. По ревизским сказкам и другим документам нами выявлено 26 сибирских купцов, происходивших из ссыльнопоселенцев. Так, в 1788 г. «за разные продерзости» был сослан в Сибирь и определен на поселение в Тобольский округ в крестьяне Козьма Передовщиков, которому в 1798 г. особым распоряжением Сената было разрешено причислиться в купцы второй гильдии по г. Туруханску. Разбогатев на откупах, подрядных операциях и торговле пушниной, Передовщиков объявил капитал в 50 тыс. руб., за что по его ходатайству указом Сената от 4 июля 1801 г. ему было разрешено «пользоваться» званием именитого гражданина (в соответствии со ст. 132 Городового положения) [149]. Из ссыльнокаторжных, зачисленных после отбывания наказания в заводские крестьяне, происходила богатейшая фамилия нерчинско-заводских купцов Кандинских. От поселенца Ивана Некрасова, причислившегося в 1821 г. в томское мещанство, а в 1838 г. «без личных прав» в купечество (с сыновьями Максимом, Лукой, Егором, Василием и Михаилом), вела свое происхождение известная династия томских купцов. Если ее основатель был купцом третьей гильдии, то один из его сыновей, Лука, в 1859 г. записался во вторую гильдию, а внук Иван Максимович в пореформенное время стал одним из крупнейших предпринимателей Томска, обладателем миллионного состояния [150]. Из поселенцев записались в купцы: по Тюмени — Данило и Максим Махилевы, по Таре — сосланный в Сибирь осташковский купец К. Мастюгин, по Красноярску — В.М. Комаров, И.Т. Мухин, И. Михайлов, по Канску — Г.Б. Каминер, по Нижнеудинску — М. Прейсман, по Баргузину — М. Гланштейн и др.

Важным источником формирования сибирского купечества в конце XVIII-первой половине XIX в. (хотя его значение и уменьшилось по срав-

95

нению с более ранним периодом) были выходцы из купечества европейской части страны и Урала. На них приходилось около 7% от общего числа объявлявшихся в сибирских городах на протяжении конца XVIII — первой половины XIX в. капиталов. Если же выделить из общей массы капиталы, имевшие купеческое происхождение, то в этом случае доля капиталов, приходившихся на купцов-выходцев из Европейской России и Урала, повышается до 16%. Миграция в Сибирь купцов из европейской части страны существенно повышала роль фактора горизонтальной мобильности в формировании сибирского купечества: среди причислявшихся в купечество сибирских городов иногородних купцов удельный вес выходцев из Европейской России и Урала составлял 44,5% (158 из 355 семей) (табл. 26). Вместе с тем если в первой половине XVIII в., как было показано выше, среди причислявшихся к сибирским посадам иногородних купцов преобладали переселенцы из европейской части России, то в конце XVIII — первой половине XIX в. более половины таких причислений приходилось на переселявшихся из одного города в другой сибирских купцов. Следует отметить и изменения, происшедшие в географическом представительстве купцов-переселенцев из европейской части страны: если на протяжении большей части XVIII в. преобладали мигранты из северных губерний, то в первой половине XIX в. основной поток переселенцев шел из центрально-промышленных и поволжских губерний — районов, где в течение рассматриваемого периода значительно интенсифицировалось развитие товарно-денежных отношений.

Всех причислявшихся в сибирское купечество купцов-переселенцев из европейской части страны можно подразделить на две группы. Первую составляли те купцы, формальному причислению которых в купечество того или иного сибирского города предшествовало более или менее длительное присутствие на сибирском рынке, в том числе и торговля (на праве «гостей» или «иногородних» купцов) в городе, в купечество которого они в конечном итоге записывались. Такая предварительная вживаемость в местные экономические условия, которая к тому же зачастую включала приобретение жилья и другой недвижимости, содействовала прочному и основательному оседанию в Сибири этой категории купцов-переселенцев, многие из которых достигали крупных коммерческих успехов, а некоторые входили в элиту сибирского купечества. Другая категория переселенцев была представлена купцами, не имевшими на момент причисления сформированной торговой сети или какого-либо иного устойчивого предпринимательского задела на сибирской территории и записывавшимися в сибирское купечество в надежде на скорое обогащение в имевшем репутацию «золотого дна» регионе. Особенно широкое распространение такой тип купцов-переселенцев получил с началом золотопромышленной лихорадки, когда многие купцы, приезжавшие в Сибирь из европейской части страны, перемещались по золотопромышленным губерниям в поисках коммерческой удачи. Части из них удалось добиться успеха (особенно тем, кто имел предварительно накопленный капитал), однако многим суждено было испытать горечь разочарования, связанного с неисполнением надежд на быстрое обогащение. Ревизские ма-

96

Таблица 26

Масштабы миграции и места выхода купцов-переселенцев (по ревизским сказкам сибирского купечества конца XVIII — первой половины XIX в.)

97

Таблица 26 (продолжение)

^* Сост. по источникам, указанным в примечании к табл. 22.

98

териалы и другие источники зафиксировали возвращение многих из таких незадачливых бизнесменов на родину.

К первой из названных групп купцов-переселенцев принадлежал, в частности, нежинский купец грек П. Артенов (Артин), причислению которого в 1798 г. в иркутское купечество предшествовало более 10 лет коммерческой деятельности в Иркутске на положении иногороднего «гостя», включавшей оптовую и лавочную торговлю, откупные операции и промышленное предпринимательство (водочный завод). С 70-х гг. XVIII в. вели активную торгово-промысловую деятельность в Восточной Сибири, формально не причисляясь в сибирское купечество, рыльские купцы Шелиховы, и лишь в 1815 г. один из представителей этой знаменитой купеческой фамилии Сидор Андреевич Шелихов записался в иркутские купцы (предварительно несколько лет поторговав «гостем»). С 1780-х гг. привозил свои товары в Иркутск великоустюжский купец Прокопий Басин, его сыновья Иван и Василий в начале XIX в. торговали в городе на положений «гостей» (есть сведения об их торговле в этом статусе за 1810, 1818 и 1822 гг.), а в 1831 г. Иван записался в иркутское купечество по третьей гильдии. Почти полувековой опыт торговли в Иркутске имели великоустюжские купцы Булдаковы (в 1790 г. здесь торговал А.М. Булдаков, приказчик купца второй гильдии И.О. Булдакова, в 1822 г. И. Булдаков привозил на иркутскую ярмарку товаров на 30 тыс. руб.), прежде чем один из представителей этой купеческой фамилии — Алексей Петрович записался в 1832 г. в иркутское Купечество. В течение 10 лет, предшествующих своему причислению в 1831 г. в местное купечество, торговал в Иркутске в качестве приказчика купца г. Тотьмы Ф. Холодилова купец того же города А.И. Токарев [151]. Глубокая вовлеченность в предпринимательскую деятельность в восточносибирском регионе привела в ряды иркутского купечества сольвычегодского купца второй гильдии Прокопия Верхотина, который еще до официального причисления арендовал для розничной торговли лавки в городских торговых рядах, привозил товары на иркутскую ярмарку (объем его мануфактурной торговли в Иркутске составлял в середине 1830-х гг. 25 тыс. руб.), выполнял казенные подряды (в 1836 г. поставил на Тельминскую фабрику 800 пуд. конопли) и т. д. Приказчиками Верхотина в Иркутске были сольвычегодские купеческие внуки Василий и Иван Степановичи Хаминовы, последний из которых сам впоследствии записался в иркутское купечество и уже к 1861 г. вырос в одного из самых богатых в городе купцов. В продолжении нескольких десятилетий вел крупную торговлю в Иркутске пермский купец И.И. Базанов (по данным за 1835 г., завозил в город товаров на 140 тыс. руб.), прежде чем официально оформился в иркутское купечество. Причислению в сибирское купечество целого ряда выходцев из купечества европейской части страны способствовало их активное участие в кяхтинской торговле (Шуйского купца А. Даниловского — в Томск, калужского О. Портнова — в Иркутск, вологодских купцов Ф. и А. Зензиновых — в Нерчинск, архангельского Гурьева, владимирского Л. Лосева, вологодского М. Шахова — в Селенгинск и т. д.), в торговле по Сибирской линии (шуйского купца С. Трусова — в Тюмень, каси-

99

мовских купцов М. Дивлеткильдеева и Я. Максютова — в Петропавловск, санкт-петербургского В. Богашева — в Курган и др.), в откупных операциях (Вольского купца Е. Курсакова — в курганское, а затем в тюменское купечество).

Мощным фактором притяжения купечества из Европейской России стало развитие в Сибири золотопромышленности. Не случайно почти половина учтенных нами причислений купцов, переселявшихся в Сибирь в 30–50-е гг. XIX в., приходилась на города Енисейской губ. В красноярское купечество в период между VIII и X ревизиями (1834–1858 гг.) записалось 15 купцов, прибывших из Европейской России и Урала, в минусинское — 23, в енисейское — 5, в канское с 1834 по 1850 г. — 15. Многие из переселявшихся в сибирские золотопромышленные центры купцов записывались в первую и вторую гильдию, так как только купцам высших гильдий разрешалась разработка приисков, однако основную массу причислявшихся составляли все же купцы третьей гильдии, находившие возможности приобщения к получаемым от добычи золота доходам службой в качестве начальников поисковых партий, приказчиков, управляющих приисков, подрядчиков по поставке на прииски рабочей силы, продовольствия, оборудования и пр. Из 15 купеческих капиталов, состоявших на момент проведения IX (1850 г.) и X (1858 г.) ревизий в первой и второй гильдии по г. Красноярску, 7 принадлежали переселившимся сюда с началом развития золотопромышленности купцам из центральных районов страны и Урала (С. Щеголеву, С. Белову, К. Шпейеру, М. Акулову, Е. Жмаеву, П. Дуткинскому, Н. Токареву). Более трети всех капиталов, объявленных за это же время по первой и второй гильдиям в Минусинске (7 из 19), также принадлежало купцам-переселенцам из Европейской России и Урала (вязниковцам П. и С. Беловым, кунгурцам И. и С. Ивановым, екатеринбуржцу И. Лаврову, чердынцу К. Юрганову, бердянскому купцу И. Алымову). В 1839 г. в купцы второй, а затем и первой гильдии по г. Канску записался сыгравший выдающуюся роль в генезисе золотопромышленности в Енисейской губ. екатеринбургский купец Гаврило Машаров, помимо него, по IX ревизии было учтено поступление в канское купечество по двум высшим гильдиям еще четырех выходцев из купечества европейских губерний и Урала — В.Н. Латкина (Усть-Сысольск), А.С. Толкачева (Вязников), А.Ф. Машарова (Екатеринбург), С.И. Дьякова (г. Кирсановск Тамбовской губ.), что в совокупности составило около 40% от общего числа причислений по первой и второй гильдиям [152].

Некоторые переселявшиеся в Сибирь купеческие семьи, расселяясь по сибирским городам, создавали в них своеобразные семейные гнезда, между которыми поддерживались не только родственные, но и деловые связи. Так, переселившаяся в Сибирь семья вязниковских купцов Щеголевых имела барнаульскую и красноярскую ветви. Первая была основана вязниковским купеческим внуком Егором Григорьевичем Щеголевым, который еще с начала 1820-х гг. осуществлял торговые и подрядные операции в заводских поселках Алтая (в 1821 г. торговал в Сузунском заводе его приказчик вязниковский крестьянин П. Васильев, в 1832 г. Егор в компании с барнаульским купцом Потаниным поставлял для салотопни Змеиногорского рудника

100

более 8 тыс. пуд. сала, в 1837 г. — 4 тыс. пуд. мяса на казенный Петропавловский золотой прииск), а в конце 1830-х гг. причислился с семьей в барнаульское купечество. В 1840–1850-е гг. Щеголевы, существенно расширив масштабы предпринимательства за счет вложений в промышленность (золотодобыча, мукомольное дело), вошли в верхушку барнаульского купечества и были возведены в потомственные почетные граждане. Основателем красноярской ветви Щеголевых стал младший брат Егора Григорьевича — Сидор Григорьевич, начавший торговать в Енисейской губ. по кредиту от своего деда вязниковского купца Евдокима Осиповича Щеголева в 1820-е гг. В 1829 г. нанимал для торговли в городах Енисейской губ. 5 приказчиков, в 1832 г. выбирал свидетельство торгующего на временном праве купца по Красноярску и Нижнеудинску, затем причислился вместе с братом в барнаульское купечество, а в 1840 г. перевелся в Красноярск, где стал одним из крупнейших золотопромышленников и известным меценатом [153].

Несколько родственных ответвлений имела в сибирских городах и фамилия вязниковских купцов крестьянского происхождения Толкачевых, еще на стадии проникновения в сибирскую торговлю поделившая ее в территориальном отношении между членами семьи. Федот Силантьевич Толкачев в течение 10 лет осваивал томский рынок, торгуя здесь сначала в звании торгующего крестьянина, а затем (после поступления в вязниковское купечество) на положении иногороднего купца (в 1837 г., в частности, привозил в город товаров на 40 тыс. руб.), пока в 1839 г. не записался в первую гильдию томского купечества. Его брат Архип торговал в 1820–1830-х гг. в Енисейской губ., выбирая для себя и своих приказчиков торговые свидетельства по Красноярску и Канску, затем в 1837 г. записался в канское купечество по второй гильдии, в 1839 г. перешел в первую, а в 1844 г. переселился к брату в Томск, где также объявил капитал по первой гильдии. Имела эта вязниковская фамилия и алтайскую ветвь, которую составили сыновья вязниковского купца Ивана Васильевича Толкачева — Василий и Трифон, коммерческое присутствие которых на Алтае в качестве торгующих крестьян с. Кувезина Вязниковского уезда прослеживается по документам с 1827 г. В 1835 г. Иван Васильевич записывается в вязниковское купечество, а после его смерти в 1841 г. сыновья перечислились в барнаульское купечество, в котором и состояли в общем капитале по второй гильдии более 20 лет [154]. Два ответвления имела известная купеческая семья крестьянского происхождения Бобковых — Емельян Данилович состоял в томском купечество, а его брат Абрам — в иркутском.

Многие купцы из Европейской России вели торгово-промышленные дела в Сибири, не записываясь в местное купечество, а занимались торговлей на положении иногородних «гостей», что избавляло их от несения отвлекающей от коммерческих занятий службы в городских выборных органах. Немало среди них было и тех, кто проживал в сибирских городах в течение длительного времени, приобретал здесь недвижимость, открывал торговые и промышленные заведения. Таких купцов, о которых мемуарист писал, что они в Сибири «гостят до третьего поколения» [155], можно считать неотъемле-

101

мой частью сибирского купечества. В 70–80-е гг. XVIII в. проживал в Иркутске московский купец И. Савельев, являвшийся в это время одним из наиболее активно действующих предпринимателей восточносибирского региона, осуществлявшим крупные капиталовложения в пушной промысел, кяхтинскую торговлю, промышленное производство. До своего отъезда в Америку проживал в Иркутске на положении иногороднего «гостя» А. Баранов, обзаведшийся в городе собственным домом и стеклянной фабрикой (на паях с надворным советником Лаксманом). Длительное время проживал в сибирских городах, не причисляясь в местное купечество, основатель сибирского пароходства и один и самых удачливых золотопромышленников ростовский купец Никита Мясников (записывался в красноярское купечество тесно связанный с ним по коммерческим делам его брат Николай). Иркутск местом своей резиденции избрал крупнейший золотопромышленник и откупщик верхотурский первой гильдии купец Степан Федорович Соловьев. Имел недвижимость в Красноярске (два дома, купленных в 1832 г.) кунгурский купеческий сын Павел Егорович Кузнецов, длительное время находившийся в Сибири по делам своего отца, крупного винного откупщика. В Томске обосновался на жительство (формально не зачисляясь в местное купечество) вышневоложский купец Степан Егорович Сосулин — откупщик-виноторговец, ставший в 30 — 50-е гг. XIX в. одним из самых богатых купцов в городе, владельцем трех каменных домов, многочисленных промышленных и торговых заведений, золотых приисков.

В целом, как видно из таблицы 27, переселения, характеризующие горизонтальную мобильность купечества, как источник пополнения и убыли купечества в первой половине XIX в. имели второстепенное значение по сравнению с каналами вертикальной мобильности, связанными с поступлением в купечество представителей других сословий и групп населения. В этом отношении формирование сибирского купечества в первой половине XIX в. существенным образом отличалось от более раннего периода, когда, как было показано выше, горизонтальная мобильность играла значительно более важную роль (а в некоторых районах была основным источником формирования купечества), и означало приближение Сибири к общероссийским тенденциям, где социальная мобильность купечества также явно превосходила горизонтальную [156]. Феодальное государство в целях обеспечения стабильности сословного строя и фискальных интересов казны сдерживало не только межсословные перемещения, но и территориальную миграцию купцов и мещан (разрешительной системой перехода из посада в посад, применением в 1800–1824 гг. принципа двойного налогообложения переселенцев и т. п.).

Однако в предреформенный период роль миграции как источника пополнения сибирского купечества вновь возрастает, что было связано в первую очередь с повышением уровня инвестиционной привлекательности Сибири в связи с бурным развитием здесь золотопромышленности. Выше уже отмечался наплыв купечества из Европейской России и Урала в города главной золотопромышленной губернии Сибири — Енисейской. Значительно возрос-

102

Таблица 27

Источники пополнения и убыли купечества в Сибири в 1826–1842 гг.^*

Таблица 27 (продолжение)

^* Сост. по: РГИА. Ф. 571. Оп. 9. Д. 24.

ла роль миграционного фактора также в формировании купечества Томской губ. Если в течение 1826–1842 гг. в купечество Томской губ. из других губерний ежегодно причислялось 7 чел., что составляло лишь 2,8% от среднегодовой численности купечества в этот период, то к 1857 г. число таких переселенцев достигло 51 чел. — более 4% от общей численности купцов по губернии [157]. Повышенный уровень горизонтальной мобильности был характерен и для формирования купечества Забайкалья — района, притягивавшего купцов из Европейской России и других районов Сибири, стремившихся использовать возможности для накопления капиталов, связанные с участием и обслуживанием русско-китайской торговли в Кяхте [158].

Сибирь как колонизуемая территория имела положительное сальдо в миграционном обмене с Европейской Россией, что подтверждается и сведе-

103

ниями о миграции купечества: по вышеприведенным данным ревизских сказок (табл. 26), из Европейской России и Урала в сибирские города переселилось 158 купеческих семей, а в обратном направлении только 30. Сибирских купцов, которые переселялись в европейскую часть страны как по семейным обстоятельствам, так и с предпринимательскими целями, притягивала в основном Москва как крупнейший торговый центр страны. Сюда переезжали как мелкие купцы (тобольские Н. и П. Худяковы, А. Струнин, тюменские А. и И. Платуновы, тарский М.П. Зубов, иркутский Г. Родионов), так и представители известных и богатых родов сибирского купечества, которым становилось тесно на сибирском рынке — томский Е.Ф. Серебренников, иркутские Н.М. Саватеев, Н.Д. Мичурин, кяхтинский Н.С. Ширяев, В.Н. Баснин. Для некоторых из купцов переселение в Европейскую Россию было всего лишь возвращением на родину после более или менее длительного пребывания в рядах сибирского купечества (кяхтинских В. Смирнова, И. Скорнякова, Е. Шестова, минусинского А. Алымова и др.). Возвращались обратно и некоторые уезжавшие в поисках коммерческой удачи в центральные губернии сибирские купцы. Так, выходец из известной томской предпринимательской династии Е.Ф. Серебренников в 1814 г. уехал в Москву, а в 1820 г. возвратился в Сибирь и поселился в Тобольске, где и проживал с семьей до своей смерти в 1833 г.

Национальный состав купечества почти всех сибирских городов на протяжении всего рассматриваемого периода был практически однородным и характеризовался преобладанием русско-православного купечества. Исключение составляли лишь расположенные на Сибирской линии Петропавловск, Семипалатинск и Усть-Каменогорск, где в составе купечества были широко представлены торговцы магометанского вероисповедания (бухарцы, ташкентцы, казанские, касимовские и сибирские татары и пр.). По данным обывательских книг и ревизских сказок конца XVIII в., в Томске (1785 г.) 97% местных купцов были русскими и лишь два купца — выходцами из Средней Азии; в Тобольске (1795 г.) из 83 купцов русскими были 82 и только один (Ф. Март) значился как записавшийся из «иностранных купцов»; в Таре (1799 г.) из 26 купеческих семей русскими были 24 и 2 семьи вели свое происхождение от уроженцев Средней Азии; в Ялуторовске (1795 г.) из 21 имевшихся в городе купеческих капиталов 20 принадлежали русским купцам и один — выходцу из «ясашных татар». Полностью однородным (русско-православным) по национальному составу было в это время купечество Тюмени, Ялуторовска, Омска, Ишима, Семипалатинска, Кузнецка, Барнаула, Красноярска [159].

Наиболее полные сведения о национальном составе сибирского купечества имеются за 30–50-е гг. XIX в., когда в окладных книгах данные о численности купечества и количестве объявляемых ими капиталов стали приводиться с распределением купцов по национально-вероисповедальному признаку (с подразделением на христиан, магометан и евреев). Как следует из таблицы 28, в которую нами сведены результаты обработки этих данных, в первой половине XIX столетия русские в национальном составе сибирского купечества продолжали сохранять абсолютное преобладание, но при об-

104

Таблица 28

Национально-конфессиональный состав сибирского купечества в 30–50-е гг. XIX в.^*

^* Сост. по: РГИА. Ф. 571. Он. 9. Д. 28, 38,48, 53.

щем росте количества объявляемых этой основной национальной группой капиталов, ее удельный вес постепенно снижался, что было вызвано увеличением численности других национальных групп и прежде всего купцов мусульманского вероисповедания. С 1830 по 1854 г. число объявляемых купцами-мусульманами капиталов увеличилось с 15 до 112, т. е. в 7,5 раза при общем увеличении количества купеческих капиталов в Сибири в 2,2 раза.

Почти все купцы-магометане концентрировались в городах на Сибирской линии — Семипалатинске, Петропавловске и Усть-Каменогорске, специализировавшихся на торговле с Казахстаном, Средней Азией и Западным Китаем. Так, если по данным за 1789 г., в Семипалатинске проживали только русские купцы (10 душ м.п.), в 1830 г. на 18 русских купцов приходилось 23 купца-мусульманина, то в 1840 г. соотношение уже было 1:3 (59 и 146 душ м.п.), а в 1854 г. — 1: 5,5 (68 и 369 душ м.п.). Согласно же ведомости объявления купеческих капиталов по Семипалатинску за 1860 г., купцами мусульманского вероисповедания было объявлено 63 капитала (из них 6 по второй гильдии и 57 — по третьей), а русскими — лишь 13 капиталов (3 — по второй гильдии, 10 — по третьей). Явное преобладание купцов-мусульман сложилось к концу дореформенного периода также в Усть-Каменогорске, где в 1860 г. им принадлежало 2/3 от всех объявленных капиталов. В Петропавловске, где численно преобладали русские купцы, доля купцов-мусульман в 1850 г. составляла 50% от общего числа купцов, а 1854 г. — 38% [160].

Массовый наплыв торговцев-мусульман в гильдейское купечество городов, расположенных на Сибирской линии, начался с середины 1830-х гг., когда постановлением Госсовета от 15 января 1834 г. были значительно урезаны торговые льготы и преимущества, которыми пользовались сибирские бухарцы. В купечество линейных городов в 30–50-е гг. активно записывались также казанские и касимовские татары, издавна образовывавшие в городах на Сибирской линии своеобразные торговые колонии-общины. Так, в петропавловское купечество в период между VIII и IX ревизиями (1834–1850 гг.) записались 5 выходцев из казанских татар и 6 из касимовских [161]. В

105

других западносибирских городах присутствие мусульман в составе гильдейского купечества было единичным: из крупных торговцев можно отметить лишь бухарца Калику Касимова, состоявшего в томском купечестве с 1785 по 1821 г. и тарского бухарца Нияса Айтыкина, объявлявшего с 1834 по 1847 г. капитал купца первой гильдии по Таре.

Особую национальную группу в составе сибирского купечества составляли евреи. Законодательством свободное поселение на жительство в Сибири им запрещалось (указы от 9 декабря 1804 г. и 15 мая 1837 г.), поэтому в подавляющем своем большинстве причислявшиеся в купечество евреи происходили из бывших кантонистов, а также ссыльных и их детей, переходивших после отбытия наказания в крестьянское или мещанское сословие, а оттуда — в купечество. Царское правительство и местные власти проводили политику ограничения притока евреев в сибирское купечество (дабы «евреи не умножились... чрезмерно в классе торгующем ко вреду коренных обывателей») [162], поэтому количество торговцев еврейской национальности в составе сибирского купечества было невелико (табл. 28). Несколько расширилось их представительство в сибирском купечестве на рубеже 1850–1860-х гг., когда в преддверии принятия закона 1865 г. о «дозволении евреям жить во всех местах Империи и заниматься безо всяких ограничений, на одинаковых во всеми русскими правах, ремеслами и промыслами, соответственно их правам и способностям» [163] ограничения на запись евреев в купечество начали ослабевать. Если в 1854 г. в Томской губ. из общего числа 306 объявленных купеческих капиталов на евреев приходился лишь один, то в 1860 г. только в губернском центре (где, впрочем, они в это время в основном и сосредоточивались) евреями было объявлено 10 капиталов, в том числе 5 по высшим, первой и второй гильдиям. Из пяти имевшихся в городе капиталов первой гильдии евреям принадлежало три, а в целом евреи составляли 10,2% от общего числа томских купцов [164]. Наиболее многочисленную еврейскую фамилию в томском купечестве составляли поступившие в купцы из государственных крестьян Боготольской волости братья Хотимские — Берка, Янкель и Шморька, объявившие капиталы соответственно по первой, второй и третьей гильдиям. Три купеческих капитала (13,6% от общего количества) было объявлено евреями, по данным на 1858 г., в Ачинске, 6 (18,8%) — в Мариинске (1860 г.). Евреи были представлены в купечестве и некоторых других городов. Так, в число самых богатых енисейских купцов, наживших капиталы на поставках хлеба на золотые прииски, входил причислившийся сюда в 1852 г. из ачинских купцов И.Л. Фактуров, принявший после крещения фамилию Данилов. К верхушке иркутского купечества принадлежал переехавший в Иркутск на жительство в 1859 г. Яков Домбровский, в купечество по этому городу записывался также еврей из г. Бобиковичи Минской губ. Ф.А. Красавин и др. [165]

В составе сибирского купечества имелись представители и ряда других национальностей (поляков, немцев, цыган и пр.), однако их участие в формировании сибирского купечества не было сколько-нибудь весомым. Из числа предпринимателей этих национальностей можно выделить лишь несколько известных имен: поляка Альфонса Поклевского-Козелло и его брата

106

Викентия, записывавшихся в тюменское купечество, немца Карла Шпейера, состоявшего в 1850-х гг. в купцах первой гильдии по Красноярску. С началом развития золотопромышленности характер относительно массового явления приняла запись принимавших российское подданство иностранцев в купечество городов, являвшихся резиденциями золотопромышленников. Так, в томское купечество их в течение 1840-х гг. причислилось 2 чел., в красноярское в 40 — 50-е гг. — 7 чел. Основным занятием этой группы купцов являлась служба в правлениях крупных золотопромышленных компаний.

Немаловажное значение для суждения о потенциале предпринимательской активности купечества имеет вопрос о половозрастном составе купеческих семей. Большинство купеческих семей в Сибири, как установила специально исследовавшая этот вопрос Е.А. Зуева, состояли из представителей двух-трех поколений, что объяснялось необходимостью объединения усилий и капиталов для успешного ведения коммерции [166]. Так, в Томске в конце XVIII в. семьи, включавшие представителей двух поколений, составляли 65%, а трехпоколенные — 1/4 от общего числа купеческих семей, а в составе иркутского купечества на долю двух и трехпоколенных семей приходилось в общей сложности около 90%. И хотя на протяжении первой половины XIX столетия наблюдалась тенденция к увеличению удельного веса однопоколенных семей (в связи с усилившимся стремлением к самостоятельности купеческих сыновей и законодательным ограничением круга лиц, которые могли состоять в одном капитале), преобладающим типом семей и в этот период были сложные, в основном двухпоколенные, семьи, в которых по крайней мере 2–3 члена активно участвовали в семейном бизнесе.

Анализ возрастного состава сибирских купцов показывает, что за исключением первой четверти XIX в. — периода, когда существовал высокий уровень налогообложения купечества и поэтому во многих городах в купеческих гильдиях смогли удержаться в основном лишь торговцы пожилого возраста, обладавшие накопленными в течение всей жизни значительными капиталами и дорожившие связанными с купеческим статусом сословными привилегиями, в остальное время наиболее многочисленную возрастную группу составляли купцы, находившиеся в возрасте от 30 до 50 лет, на который приходился период наибольшей активности в коммерческой и общественной жизни, расцвет предпринимательских дарований купцов. Так, в Томске, по данным на 1785 г., в возрасте от 30 до 50 лет были больше половины купцов — 51%, а в 1821 г. — 46%. Довольно многочисленной была и группа купцов в возрасте от 50 до 60 лет, в котором многие купцы еще продолжали активную коммерческую деятельность (посещали ярмарки и пр.): в 1785 г. купцы этой возрастной группы составляли 10%, а в 1840 г. -44% от общего числа томских купцов [167]. Примерно таким же был возрастной состав купечества и в других сибирских городах. Так, в Тюмени, по данным ревизских сказок, в возрасте от 30 до 50 лет в 1782 г. находились 55,8% , в 1858 г. — 50% купцов, а в возрасте от 50 до 60 лет — соответственно 27,9 и 21,1% купцов [168]. В Красноярске из 39 купцов, состоявших в купечестве в 1782 г., 14 (43,6%) были в возрасте от 30 до 50 лет и 11 (28,2%) — в

107

возрасте от 50 до 60 лет. К середине XIX в. доля купцов в возрасте от 30 до 50 лет в составе красноярского купечества увеличилась до 60% [169], что было связано с притоком в город под влиянием «золотой лихорадки» находившихся в наиболее активном возрасте купцов из других городов Сибири и европейской части страны. С ростом благосостояния и уровня жизни сибирского купечества в его составе увеличивалось число купцов, возраст которых превышал 60 лет: в Тюмени удельный вес этой возрастной группы с 1782 по 1858 г. вырос с 9,3 до 15,6% , в Красноярске в период с 1782 по 1850 г. — с 5,1 до 12,2%. В Томске в 1840 г. купцы этой возрастной группы составляли 17%. В том, что многие купеческие семьи возглавлялись людьми пожилого и старшего возраста, проявлялось своеобразное противостояние набиравшему силу процессу раздробления семейных купеческих капиталов, вызывавшему в ряде случаев угасание купеческих родов, но, с другой стороны, это приводило к консервации патриархальности и традиционализма в коммерческих делах, замедлению в обновлении методов и расширении сфер предпринимательства.

Что касается купеческих жен, то они, как правило, были моложе своих мужей, а особенно большая разница в возрасте (20–30 лет) наблюдалась при повторных браках, так как в таких случаях пожилые купцы зачастую брали в жены молодых девушек из некупеческих сословий. В целом межсословные браки у купцов имели преимущественное распространение по сравнению с внутрисословными. В конце XVIII в. в Томске и Тюмени внутрисословными были лишь 16% купеческих браков, жены остальных купцов имели в основном крестьянское и мещанское происхождение. В первой половине XIX в. по-прежнему самыми распространенными у купцов оставались межсословные браки (с той лишь разницей, что теперь купцы чаще женились на дочерях мещан, чем крестьян), однако количество внутрисословных браков существенно возросло: у томских купцов в 1840–1850-е гг. на их долю приходилось 22–25% заключаемых браков, а у тюменских, по данным за 1819–1822 гг., — 29–31% [170]. Тюменские купцы Прасоловы состояли в родственных отношениях с шестью местными купеческими семьями (Башарины, Барашковы, Казанцевы, Щетинины, Колмогоровы, Масловы), так же как и купцы Башарины (с Поспеловыми, Масловыми, Прасоловыми, Парфеновыми, Аласиными, Барашковыми). В родственных отношениях были тобольские купеческие роды Корнильевых и Медведевых, Селивановых и Русаковых, Ершевых и Назаровых, Неволиных и Захаровых, Никановых и Струниных, Дьяконовых и Серебренниковых, Сумкиных и Протасовых, а Ширковы были связаны родственными узами с Матвеевыми, Есиповыми, Мелковыми, Крупенниковыми. В Томске породнились за счет брачных связей Губинские и Шумиловы, Мыльниковы с Шумиловыми, Закревскими, Серебренниковыми, Неупокоевыми, в Туринске — Панаевы с Тетюцких, Гуляевыми, Ворсиными, Пономаревыми, в Омске — Сенцовы и Ростовцевы, в Кургане — Обрядовы и Смирных, в Красноярске — Пороховщиковы и Матвеевы, Токаревы и Поповы, Ростовцевы и Юшковы, Худоноговы и Кулаковы, Коростелевы с Усовыми и Ильиных, в Енисейске — Ко-

108

бычевы и Дементьевы, в Иркутске — Сибиряковы с Мыльниковыми, Трапезниковыми, Сизых, Саватеевыми, Мясниковы — с Елезовыми, Ворошиловыми, Бречаловыми, Тиунцовыми, Трапезниковы — с Сибиряковыми, Саватеевыми, Прянишниковыми, Куклиными, Сумкиными, Балакшиными, Тиунцовыми, Опрелковыми, Векшиными, Глазуновы — с Дудоровскими и т. д.

Вышеперечисленное представляет лишь часть гораздо более широкой картины родственных отношений, сложившихся между купеческими семьями внутри отдельных городов, помимо этого устанавливались многочисленные родственные связи и между купцами разных городов. В родстве состояли такие известные в Сибири купеческие фамилии, как енисейские Кобычевы и нарымские Родюковы, томские Шумиловы и барнаульские Пуртовы, верхотурские Поповы и тарские Филимоновы, тобольские Селивановы и енисейские Хороших, тарские Нерпины и тюменские Быковы, семипалатинские Самсоновы и томские Шевырины, красноярские Пороховщиковы и енисейские Толстопятовы, иркутские Баснины и енисейские Толстых, верхнеудинские Титовы и иркутские Сибиряковы и т. д. Имели сибирские купцы родственные связи и с купечеством Европейской России. Тобольские купцы П. Шевырин и Мельников были женаты на дочерях тульских купцов А. Назарова и Р. Красноглазова, сестра тобольского купца М. Нечаевского была замужем за крупным тульским торговцем Ореховым, дочь московского купца Н. Ильиных стала женой тобольского купца С. Неволина, дочь зарайского купца Татаринова вышла замуж за омского купца И. Сенцова, кяхтинский купец А. Байбородин был женат на дочери вологодского купца Спешилова, сын тюменского первой гильдии купца Евлампия Котовщикова Александр — на дочери почетного гражданина и московского купца П.А. Медынцева и т. д.

Породнение купеческих семей через установление брачных уз являлось важным средством развития и упрочения деловых связей в купеческой среде, проявлявшихся в объединении усилий и капиталов для осуществления совместных коммерческих проектов. Небогатые купцы за счет выгодной женитьбы могли получить в приданое за женой капитал, позволявший им существенно расширить свои коммерческие операции и выбиться в верхние слои купечества. Так, крестьянин Курганского округа Н. Михалев после женитьбы на дочери купца Сажина записался сразу во вторую купеческую гильдию (1794 г.). Туринский купец Е. Топорков был женат на А.М. Походяшиной — представительнице одной из самых богатых в XVIII в. сибирских купеческих династий, ялуторовский купец И. Трифонов — на дочери крупнейшего тобольского купца М. Селиванова. Женитьба на «приданом» помогла разбогатеть записавшемуся в иркутское купечество из приказчиков И.С. Хаминову, который взял в жены Е.И. Пахолкову, дочь иркутского купца первой гильдии. Иркутский мещанин М. Осокин, записавшийся в 1857 г. в третью гильдию, после женитьбы в 1860 г. на дочери крупнейшего кяхтинского чаеторговца М.Я. Немчинова смог объявить капитал по первой гильдии. Женились на «приданом» также курганский купец М. Зырянов (жена — дочь тобольского купца С. Пиленкова), томский купец 3. Цибульский (на дочери крупного торговца-вязниковца Е. Бобкова), записавшийся в

109

красноярское купечество из крестьян Д. Усов (на дочери купца И. Коростелева), выходец из енисейских мещан И. Пиленков (на дочери верхнеудинского купца Г.А. Шевелева), выходец из селенгинских бурят А.Д. Старцев (на Е. Сидневой, дочери кяхтинского купца первой гильдии), иркутский купец П.М. Герасимов (на дочери местного купца М. Шигаева) и др. [171]

Характеризуя положение и роль женщин в купеческих семьях, выходец из тюменского купечества Н. Чукмалдин писал: «Женщина в Сибири — не раба мужчины; она ему товарищ. Умирает муж — не погибнет дом и промысел, мужем заведенный. Жена-вдова ведет его дальше с той же энергией и знанием, какие присущи были мужу» [172]. По его свидетельству, до половины всех лавок в Тюмени управлялись женским персоналом. В частности, Т.А. Пеньевская после смерти мужа, крупного тюменского мануфактуриста-кожевника, торговала кожевенными товарами. Лавку с мануфактурными товарами, приносившую до 15 тыс. руб. ежегодного дохода, держала в Тюмени сестра тюменского купца И. Решетникова [173]. Продолжила и значительно расширила предпринимательские начинания семьи взявшая после смерти мужа семейный бизнес в свои руки барнаульская купчиха П. Щеголева: источники зафиксировали ее поездки на Ирбитскую и Нижегородскую ярмарки, участие в вексельных сделках и пр. Посещали с торговыми целями Ирбитскую ярмарку также тобольская купчиха Василиса Ивановна Гасилова, иркутская Дарья Емельяновна Серебренникова, красноярская Александра Прокопьевна Шипилина [174]. В рыболовном промысле на Байкале и Ангаре в предреформенный период принимали участие иркутские купчихи В.Е. Терентьева и М.П. Пономарева [175]. Дочь крупного томского торговца Е. Бобкова, вышедшая замуж за купца 3. Цибульского, объявляла отдельный от мужа капитал и наравне с ним занималась золотопромышленным бизнесом [176]. И такого рода примеры можно было бы умножить.

Таким образом, роль различных сословий и социальных групп в пополнении сибирского купечества на протяжении рассматриваемого периода менялась: если в первой половине XVIII в., когда поступление в купечество не было связано с уплатой гильдейских взносов, основным источником его пополнения было крестьянство, то после гильдейских реформ 1775–1785 гг., предусмотревших имущественный ценз для записи в купечество, хотя крестьянство и оставалось важным источником его формирования (что определялось явным преобладанием сельского населения и преимущественно аграрным характером экономики страны и региона), купечество расширялось в основном за счет торгующего мещанства и выходцев из потомственных купеческих семей. Вместе с тем преимущественно за счет выходцев из крестьян подпитывалось сословие, ставшее в конце XVIII-первой половине XIX в. основным источником пополнения купечества — мещанство. С ограничением торгово-промысловых прав военно-служилого населения сократилось поступление в сибирское купечество выходцев и из этой социальной группы, являвшейся в первой половине XVIII в. одним из основных источников его пополнения.

110

Важнейшей особенностью формирования сибирского купечества, отражавшей положение Сибири как колонизуемой окраины Российской империи, была большая роль, которую играли в этом процессе выходцы из предпринимательского сообщества европейской части страны. Особенно значительной в рамках рассматриваемого нами периода она была в XVIII в., затем, по мере укрепления внутреннего потенциала сибирской экономики, стала ослабевать, а с началом развития сибирской золотопромышленности, усилившей притяжение капиталов и предпринимательской инициативы из метрополии, вновь возросла. Миграция предпринимателей из Европейской России в Сибирь носила не только добровольный, но и вынужденный характер, что было связано с действием такого своеобразного источника пополнения сибирского купечества, как ссылка. Отчасти этот источник обусловливал и особенности национального состава купечества, связанные с наличием в нем предпринимателей-евреев и поляков. Большой удельный вес, который занимали в составе сибирского купечества торговцы мусульманского вероисповедания (татары, бухарцы, хивинцы и пр.), был обусловлен значительной вовлеченностью сибирского купечества в торговлю с Китаем, Средней Азией и Казахстаном. Особенности формирования сибирского купечества, определявшие его социальный, национальный и половозрастной состав, оказывали значительное влияние на формирование его менталитета и конкретную предпринимательскую деятельность.

111