Новая газета
№ 53 от 16 июля 2007 г.
english version EN  |  ВИДЕО  |  АРХИВ    Поиск

Культура

Архив статей

Дадут ли Шаламову новый срок


В якутском Тамторе создан уникальный школьный музей. Он посвящен писателям, прошедшим Колыму


Никто (Без лица). Рисунок ученицы Ольги Барчуковой
Раиса Садыкова
Тот самый Аляскитовый

Есть у Варлама Шаламова дивное стихотворение «Школа в Барагоне». Бревенчатая школа окнами на восток. Тишина уроков. Скрип перьев.

Точно так же, как поколение Шаламова рисовало таинственный эвкалипт, входило с детьми капитана Гранта в морские заливы, дети колымской Барагоны рисуют юрту. «Школа как школа. И в этом самое чудо и есть».

Если вдуматься, это действительно чудо.

Взрываются дома, а Мария Ивановна упорно, из урока в урок, учит детей писать «корову» через букву «о».
В этом безумном мире школа, возможно, единственный бастион, где человечество, несмотря ни на что, продолжает специфически человеческую функцию — передает наработанные веками навыки новому поколению. Чтобы цепь не прервалась.

Но случилась бесланская школа, и бастион рухнул. Последнее чудо порушено. Была еще одна школа, которая странным и чудовищным образом срослась со словами Варлама Шаламова. Не со стихами о чуде. А с «Колымскими рассказами», в которых ад и гибель рода человеческого.

Это случилось в начале 90-х годов прошлого столетия. Южная Осетия. Цхинвали. Обстрелы города были шквальными. Пронести покойника на кладбище невозможно. Единственно защищенным от пуль местом был пустырь, скрытый стенами школы. Здесь и хоронили. Могилы росли день ото дня. Каждое утро, направляясь в школу, дети и учителя шли мимо могильных плит, которые постепенно превращались в своеобразный классный журнал. Имена новых «учеников» знали наизусть.

Таисья Васильевна Сит-ник — учительница русского языка и литературы. Под прицельным огнем пробиралась к роддому. Медсестра шла рядом и все приговаривала: «Деточка, спокойно, ты должна родить». Единственно, что знала Ситник: если что — готово место и ей, и ребенку под стенами родной школы.

Учительницы Таисья Ситник, Катя Габорова, Светлана Габаева ведут меня по кладбищу. Кто-то из них говорит, показывая на пустырь: «Смотри! Сколько еще можно похоронить. Места предостаточно». Стоп! Где и когда я слышала именно эти слова. Где?! Вспомнила! Шаламов! Любимый моими пятиклашками рассказ «Ягоды». Они знали его наизусть: «Рыбаков лежал между кочками неожиданно маленький. Небо, горы, река были огромными, и бог весть, сколько людей можно уложить в этих горах на тропинках между кочками».

Начиная с этих цхинвальских событий, Шаламов будет возникать всякий раз, когда я столкнусь лицом к лицу с горем, которое избыть невозможно, потому что такова природа этого горя.

Больше всего Варлам Тихонович боялся, что опыт ГУЛАГа станет опытом по ту сторону колючей проволоки. Это была его главная боль.

«Лагерь мироподобен». Это Шаламов. Запомним.

Опыт сидельцев Колымы — это не проблема нашего прошлого. Нашей памяти. Это вопрос сегодняшнего нашего существования.

Так считают две учительницы. Колымчанки, связавшие свою профессиональную жизнь с судьбой тех, кто прошел Колыму или остался в ней навечно.

Раиса

Садыкова Раиса Михайловна молода и красива. Бежала из Таджикистана, когда началась война. Бежала на Крайний Север, потому что никто ее нигде не ждал. Она победитель президентской программы «Лучшие учителя России».Сегодня она зам-главы администрации Усть-Неры. Центра Оймяконского района, в границах которого существовало тридцать (!) лагерей. Оймякон — полюс холода. Уже отстоял свой титул у Верхоянска, поскольку температура —71,2 имеет место быть. (Площадь улуса — 93,3 тысячи км. Население — 7 тысяч.)

Рядовой колымчанин, говорит Раиса, всегда помнит, кому он обязан обустройством края. Знает цену этому обустройству. Знает, чьи косточки лежат на дороге в Магадан и на Большую землю.

…Ей все хотелось попасть в лагерь Аляскитовый. Там сидел Шаламов и там сидел еще один зэк, с которым ее связывает долгая дружба. Добраться до лагеря не просто. Но однажды брат перевезет сестру на лодке к самому лагерю.

— Теперь я знаю, что такое колючая земля. Это когда стена из колючей проволоки падает на землю. Она срастается с мерзлотой.

…Вышки на месте. Она увидела брошенные лопаты, полуистлевшие робы, части горного оборудования. Здесь добывали вольфрам. Было здесь оборудование американского производства. Господи! Закупали за границей технику и гробили своих людей.

В какой-то момент ей показалось, что, появись они здесь, все заработает, закрутится, завертится. Все оживет. Все готово к запуску.

А что если сейчас поднимутся эти поваленные временем колючие столбы, полоснут очередями вышки. И она увидит их всех живыми. Она ждала этой минуты со страхом и надеждой.

В белоснежной пустыне,
средь изломанных гор,
Сквозь тяжелые веки
кто-то смотрит в упор.
Взгляд спокойный и стро-
гий, изучающий взгляд.
Ледяная прозрачность —
ни вперед, ни назад.
(Стихи знакомого зэка.)

Вот сейчас, видя вышки Аляскитового, она поняла, почему было так много побегов, хотя бежать некуда. Во льды, как здесь говорят. И все-таки бежать. Инстинкт не охотника, а зверя, как заметил Шаламов.
Здесь она поняла, почему ее любимым рассказом был и остается «Последний бой майора Пугачева». Видя поверженные стены лагеря, кожей ощущаешь весь ужас пребывания по ту сторону проволоки. Не мозгом, не сердцем, а всем существом жаждешь побега. Даже если он будет стоить жизни.

Подумать только — первая ночь на свободе. Первая вольная ночь Пугачева. Разве это случайно, что перед смертью он улыбнулся. Каждому, с кем шел уже по свободной земле. Что из того, если последовал выстрел, прервавший жизнь. Свободный день был.

В отличие от нашего президента, который считает, что не надо навязывать чувство вины за нашу историю, якутская учительница говорит, что доминантное чувство на Колыме у нее одно — вина за то, что случилось.

Юрий Львович

Раиса привезла в Москву ветку стланика. Ах этот стланик! Колымское дерево надежды, обретшее бессмертие в рассказах Варлама Шаламова. Он называл его особенным деревом. Описал как живое существо, которое слышит зов весны раньше, чем его слышит человек. Шаламов запомнил зеленые факелы стланика среди опустевшего леса. И в то же время знал, что «дрова из стланика жарче». Эти последние слова делают рассказ по-шаламовски жестким, потому что возвращают нас из мира природы в мир человека.

Однажды в краеведческом музее она увидела фотографию зэка и потеряла покой. Молодой и красивый, он стоял на берегу Индигирки в робе заключенного и… улыбался.

Как оказался в Усть-Нере? Чему улыбался? Она узнала фамилию и адрес. Написала письмо. Так в ее жизнь вошел Юрий Львович Фидельгольц. Он-то и просил Раису привезти ветку стланика. Его стихи она читала в Аляскитовом.
Ему было двадцать лет, когда он пошел по лагерям. Мало того что статья была пятьдесят восьмая, но шел он по двум пунктам этой статьи. Десятый свидетельствовал, что он антисоветчик, а пункт одиннадцатый означал, что дело групповое. Любимое занятие властей — приписать групповуху. Как будто человек сам, один, не в состоянии обдумать мир, в котором живет.

Его взяли с первого курса ГИТИСа. Из класса преподавателя Готовцева. Главным аргументом стал дневник.
— Я был захвачен идеей самореализации. Решил, что именно на страницах дневника смогу состояться как личность. Была иллюзия, что после Победы цензура ослабла. Появились трофейные фильмы… Но ремень распускать было нельзя.

Его посадили в 1948 году. Но и тогда, когда арестовали, он все еще был настроен романтически. Он решил: пусть будет каторга. И пусть одна цепь свяжет его с братом, как Трубецкого с Волконским.

— Трубецкого с Волкон-ским на Колыме не оказалось. Варлам Шаламов абсолютно прав. Не только дружбы, обычного человеческого единения не было.

Но ему все-таки повезло. Он попал в лагерь политзаключенных. По крайней мере пайку хлеба из рук не вырывали.

Разношерстная была компания: старые коммунисты были преисполнены пиететом перед любыми партийными доктринами. Они ненавидели белоэмигрантов, бендеровцы ненавидели москалей. Была там и совсем белая кость, аристократы. Ну вот, например, потомок из рода Ланских. Великолепным бригадиром сделался. Жемчужников из знаменитого рода. Рядом сидел Бибиков, потомок того Бибикова, который подавил восстание Пугачева. Белая кость ненавидела все советское.

Каптером работал некто Барков, заместитель Молотова. Все домогался знать, за кого Юрий Львович. Вовремя объяснили, что Барков «постукивал».

Доносительство было нормой жизни. Стучали постоянно. Уголовщина процветала и у политзаключенных. Поразительно, как быстро лагерная верхушка овладела уголовной психологией. Впрочем, сама власть по сути своей была уголовной.
Юрий Львович плохой был работник. Никогда не выполнял норму. Использовался только на общих работах.
А потом — Аляскитовый. Здесь добывали вольфрам.

Он работал на так называемых постелях, где просеивалась руда. Респираторы не полагались. Легкие цементировались. Кислота, щелочи, вечно сырое помещение. Вскоре его актировали с диагнозом силикоз. Он получил возможность в 1956 году выбрать поселение. И выбрал Караганду.

Восемь лет выпали из жизни. Когда вернулся, сверстники ушли далеко. Один ходил в модных архитекторах, другой играл на Малой Бронной, а он ночами грыз подушку. Казался себе вымершим бизоном. В театр не вернулся.

— Для театра нужны физические силы. Но не только в этом дело. Я уже не мог произносить советские тексты.

Я зачем-то спросила: а стоило ли юношеское вольнодумие восьми лет каторги? Он или не понял вопроса, который был, мягко говоря, бестактен, или, напротив, понял все. Но сказал о другом. Прямо, резко, определенно.

— Лагерь — это не опыт. Это наказание. Да, обзор жизни стал другой. Изменился масштаб горизонта, но за это ты платишь тем, что Колыма остается с тобой навечно. Она продолжает свое разрывное действие. Я разрываюсь. И Шаламов здесь прав на 100%. Острота пребывания в вонючем бараке въелась в кожу. Эти нары снятся. Запомните: лагерь отвратителен.

Он вспомнил, как в Кара-ганду приехала мама. Он ее так ждал.

— И вот она уже в тамбуре. Ступени высокие. Я ее ясно вижу, но она еще не сошла на землю. Я издаю крик радости и вижу, как глаза мамы округляются: оказывается, радость моя состояла из одних матерных слов. Я этого не знал.

Во всех разговорах колымской учительницы нет-нет да и прорвутся страх и боль.

Мне больно и страшно.
Мы все им простили.
Но черные свечи горят и горят.

Когда говорит «им», показывает в сторону Лубянки.

— Эльвира Николаевна, вы спокойно ходите по Лубянке? — спрашивает Раиса.

Мне стыдно. Я не отвечаю.

У Оймяконского улуса, так считает Раиса, есть человеческий и гражданский долг — создать лагерь-музей «Аляскитовый». Сейчас она думает только об этом.

Колымская учительница убеждена в том, что в жизни каждого российского человека должен быть свой лагерь Аляскитовый. Как часть его семьи.

Не осознать Аляскитовый — это значит любить Родину с закрытыми глазами.

Девизом ее жизни стали слова Петра Чаадаева: «Я нахожу, что человек может быть полезен своей стране только в том случае, если ясно видит ее».

Ее ученики знают о колымской трагедии. Пишут сочинения, рисуют колымские сюжеты.

— Я поняла, что колымская боль доходит до каждого ученика.

Она сказала: «Дети думают, сопереживают. И главное — хотят жить в свободной стране».
На могилу Варлама Тихоновича Раиса положила стланик. Древо жизни.

Мария

— Как колымчане смотрели «Завещание Ленина»?

— Ой, не рассказать. У нас по-якутски фильм заканчивался в час ночи. Звонки шли до утра. В основном такие: «Мария Поликарповна, что же Варлам Тихонович-то делает? Зачем он такое говорит? Ему же опять срок дадут. Надо бы его предупредить».

Они воспринимали фильм как воскресшую действительность, длящуюся сейчас. Если про Шаламова, значит, про них, колымчан. В Тамторе была почта. Ему приходили письма. Вот женщины и спрашивают:

— Я ведь тогда молодая бы-ла и на почте работала. Может, он меня и видел. Может, я его видела. Как вы думаете, он видел меня?

Мария Поликарповна — якутка. С детства помнит, как солдаты и вохровцы охотились за беглецами. Местным жителям давали по два рубля за сведения о беглецах.

Беглецы были разные. Были и такие: ворвутся в юрту, убьют людей. Завладеют оружием. Один такой заявился в Тамтор в национальной якутской одежде. Но в целом отношение к сидельцам было жалостливое.

Вохровцы были не из местных. Якуты оказались робкими для такой работы. Они ведь прирожденные охотники, но не на людей. В Якутии вохровцы, за редким исключением, не оставались. Разговорить их было невозможно. Самый молчаливый народ. Один, правда, разоткровенничался:

— Ну и люди — эти зэки! Они же сроду голодные да замерзшие. Бывало, костер разведешь и ждешь, подойдут или нет. Вот подходит. От тепла разомлеет — и прямо в костер. Падает без силов. На морозе еще стоит, а тут — бух. И что ты думаешь, кто-нибудь его зачнет вытаскивать из огня? Ни черта! Так бедолага и сгорит. Ни один не двинется. Ну и народец…

Отца Марии репрессировали. Он был колхозник. Наградили его медалью, а он возьми и скажи: «Лучше бы три килограмма муки дали для голодных детей». Его посадили как троцкиста. Он не знал, что это такое. Дали 15 лет. Вернулся. Не любил рассказывать о пережитом. Он так и не понял, за что сидел.

Мария Поликарповна Боярова — заслуженный учитель. Родилась в нашем Тамторе, как неоднократно говорил Варлам Тихонович. Возможно, я ошибаюсь, но только о Тамторе так говорил Шаламов. Мария считает, что это связано с почтовым отделением. Милое почтовое отделение — это из рассказов и писем. Ираида Сиротинская считает, что было стихотворение с таким названием.

Тамтор в то время представлял собой поселение в восемь юрт.

Здесь и создан Марией уникальный школьный музей. А все началось в 1970 году. Попалась в руки книга уральского поэта Бориса Ручьева «Магнит-гора». И — все! Переписка, поиски документов. В эту работу были включены все: муж (директор школы), ученики, родители, все поселение. Вот один пример: из колымской биографии Ручьева известно, что, будучи фельдшером в местной больнице, он спас якутскую роженицу. У Марии Поликарповны вопросы: кто была эта женщина? Кто этот якут, принятый русским заключенным?

Выясняется, что молодая якутка 18 сентября 1942 года с отдаленного участка Чубукулах добиралась до Тамтора. Роды начались в пути. Ее подобрали дорожники. Выхаживал роженицу и малыша Борис Ручьев. Малыша назвали Дорием (от слова «дорога»). Нашли Дория. Работает учителем физкультуры в педагогическом колледже Якутска. Заслуженный тренер. Нашли других людей, которые обязаны своей жизнью заключенному поэту.

Музей посвящен писателям, прошедшим Колыму. Но он давно перешел означенные границы. Собран богатейший материал о ленинградском поэте Малышеве, венгре Франце Диаманте, Валерии Бронштейне, геологе, осевшем на Колыме только за то, что имел несчастье быть внучатым племянником Льва Троцкого.

Большая экспозиция посвящена Алдану Семенову, проведшему 17 лет на Колыме. Его профессиональная жизнь началась со встречи с Циолковским. А потом зимовье на полюсе холода. Пеший переход из Верхнеколымска в Якутск. Повторил путь знаменитого географа Черского.

Духовный центр музея — Варлам Шаламов. Когда я спросила, почему такое большое место в музее занимает Пастернак, Мария удивилась. Начнем с того, что в Тамтор приходили письма от Бориса Пастернака Варламу Тихоновичу. Предмет особой гордости — рукопись «Доктора Живаго». Мир еще ничего не знал о романе, а на Колыме он уже был. И критически осмыслен Шаламовым.

Якутская учительница имеет свою концепцию связи двух писателей. Да, для Шаламова письма Пастернака были светом в окошке, как он сам говорил. Чуть не оправданием всей его жизни.

«Шаламов обосновал мотивы своего решения — отправить письма великому поэту», — так начинает свою версию Мария.

Философски обосновал, уточняет Мария. Варлам Тихонович считал, что в жизни есть неисполненное обещание, несделанный поступок, неосуществленное намерение. Боязнь раскаяния за несвершенное и была мотивом.

Эти суждения Мария связывает с муками Пастернака о том, что он «все вязнет, тонет в начатом, неоконченном, несделанном, несовершенном, безнадежном».

Мария делает вывод: Шаламов, находясь в чудовищно безвыходной ситуации, давал силы Пастернаку для противостояния. «Держится Шаламов — должен держаться и Пастернак».

Любимый рассказ Шала-мова у Марии «Воскресшая лиственница». Он знал, что ветка лиственницы не может воскреснуть только от физических сил. «В ветке разбужены иные, тайные силы». И это — правда!

Дерево лиственницы, которое привезла Мария на могилу Шаламова, разбужено не московским теплом, а той, тайной силой, которая называется состраданием и любовью.

Состраданием и любовью Марии, ее мужа, учеников, которые знают, что колымские сидельцы есть часть их семьи, история страны, нашего Тамтора, известного в мире как полюс холода Оймякон.

P.S. Раиса и Мария благодарят две старательские артели, которые финансово обеспечили их поездку в Москву на 100-летие Варлама Шаламова.

P.P.S. 21 июля в Красновишерске состоится открытие мемориала Варламу Шаламову.

Эльвира Горюхина

16.07.2007

ОБСУДИТЬ НА ФОРУМЕ

НОВОСТИ

$1 - 24.5054 руб. | €1 - 36.1406 руб.
На главной улице южноосетинского райцентра Джава – две неразорвавшиеся авиационные бомбы
Россвязьохранкультуры вынесло предупреждение петербургской редакции «Новой газеты» в связи с публикацией материала о намерениях ДПНИ устроить «рейды» по грузинским местам
Зона грузино-южноосетинского конфликта. 10-12.08.2008 (фото)
18:25 День в истории. 16 августа
18:21 Москва. На Чистопрудном бульваре прошел несанкционированный пикет против войны в Южной Осетии
17:53 Санкт-Петербург. Обрушилась стена нежилого здания
17:50 Следственные органы Грузии возбудили уголовные дела в отношении президентов непризнанных республик Абхазии и Южной Осетии
17:44 Омск. Жители пригородного поселка объявили предупредительную голодовку, протестуя против завышенных тарифов, предъявляемых МУП ЖКХ
17:41 Подмосковье. Группа защитников Химкинского леса задержана милицией
17:20 Между Россией и Грузией установлено перемирие. У МИДа РФ уже возникли вопросы
17:11 Санкт-Петербург. Пропал ребенок
16:52 Пекин. Российские рапиристки завоевали золото Олимпиады
16:47 Мародерство в грузинских селах Южной Осетии остановлено
16:37 Сегодня ночью произойдет частичное лунное затмение
16:25 Пекин. Шведского армянина лишили «бронзы», но он не расстроился
16:14 Латвия. Разбился самолет, восемь человек пострадали
16:04 Пекин. Баскетболисты сборной России досрочно покидают Олимпиаду
15:55 Санкт-Петербург. После ремонта с Невского проспекта исчезнут маршрутки
15:34 Русская православная церковь осудила боевые действия в Южной Осетии и Грузии
15:25 Между Цхинвали и Владикавказом налажено движение автобусов
15:18 Москва. На Трубной площади проходит митинг в защиту исторических памятников
15:14 Пекин. В финал Олимпийского теннисного турнира вышли две россиянки – Динара Сафина и Елена Дементьева
15:07 Москва. Жители Южного Бутова снова протестуют против насильного выселения из своих домов
14:51 Украина может интегрировать свою ПРО в европейские системы или предложить воспользоваться украинскими мощностями другим государствам
2008 2007 2006 2005 2004 2003 2002 2001 2000 

© 1993-2008 АНО РИД "НОВАЯ ГАЗЕТА"
Все права на материалы, публикуемые в печатной и электронной версиях изданий, принадлежат АНО РИД "Новая газета" и охраняются в соответствии с законодательством РФ, в том числе, Законом РФ "Об авторском праве и смежных правах". При любом использовании материалов и новостей сайта и печатных изданий, гиперссылка (hyperlink) на Novayagazeta.ru обязательна.